РОЛЬ ЛЮТЕРА В КРЕСТЬЯНСКОЙ ВОЙНЕ В ГЕРМАНИИ
Хайнц Макензен (1963)
События Крестьянской войны и отношение к ним Лютера хорошо известны. После того, как крестьянские бунты широко распространились по стране, Лютер написал свой "Совет о мире на основе 12 статей крестьян в Швабии" (1). В этой работе, обращенной и к князьям, и к крестьянам, он призвал к мирному решению конфликтов на основании указанных статей. Когда в 1525 году события приблизились к Саксонии, стали более жестокими и начали принимать некоторые черты социальной революции, Лютер написал брошюру "Против убийц и святотатственных грабителей" (2). Он осудил крестьян в самых сильных возможных выражениях, как мятежников против Бога и законных властей, и призвал к энергичному и беспощадному подавлению бунтов, пользуясь самыми суровыми и жестокими словами. Позднее, после подавления восставших и казни их главного идейного лидера Томаса Мюнцера, Лютер истолковал эти события как правый Божий суд (3). Это отношение Лютера, как правило, не разделялось подавляющим большинством ученых самых разных школ мысли. В частности, его брошюра, осуждающая крестьян, цитировалась как проявление жестокости, которую трудно понять у человека, положившего жизнь на возрождение и проповедь чистого Евангелия и Божьей любви к человеку. Более того, сам Лютер в поздние годы, кажется, почувствовал свою неправоту. Он взял на себя всю ответственность за такое отношение к народу и заявил: "Кровь крестьян на моей голове". Однако он настаивал до конца жизни на том, что если потребуется, он призовет подавить бунты снова.
Лютер считал, что ход истории определяется героями, а причина исторических перемен - это личное, героическое действие необычных людей. Великие императоры и завоеватели, такие, как Александр, Август или Ганнибал, философы, пророки и апостолы вызывали изменения, которые без них не произошли бы в обычной жизни. Бог ведет этих необычных героев и использует их для того, чтобы сломать обыденность, которая неизбежно управляет жизнью широких масс. Если эти герои признают руководство Бога, они будут спасены. Если они этого не сделают или забудут, гордость погубит их. Если мы примем хотя бы как аргумент это понятие Лютера об исторической причинности, о его героях придется сказать что-то еще. Судьба необычных личностей состоит в том, что суждения, высказываемые о них в свое время и последующими поколениями, колеблются от одной крайности к другой. Так произошло и с историей интерпретации Лютера. Первые три века после смерти реформатора люди высказывались или целиком за, или целиком против него. Усилия для объективной оценки и суждения почти или совсем не прилагались. Каждый инцидент, маленький или большой, рассматривался или апологетически, или целиком негативно.
Роль Лютера во время Крестьянской войны 1525 года была не самым бесспорным из событий его жизни. Фактически сегодня она по-прежнему остается одним из опорных пунктов, вокруг которых ведутся баталии за дело Лютера. В течение прошлого столетия влияние объективной научной школы Леопольда фон Ранке, а позже экуменическое движение вызвали и среди протестантов, и среди католических историков подъем усилий по справедливой и честной исторической интерпретации Лютера и его дела. Крестьянская война и роль в ней Лютера остается, однако, предметом, по которому существуют наиболее острые разногласия. Помимо традиционной католическо-протестантской линии возникли новые горизонты споров, из-за которых эта роль Лютера стала причиной столь же глубоких и суровых идейных схваток, как во время худщих периодов борьбы конфессий.
В настоящее время вряд ли необходимо подчеркивать важность большинства вопросов, касающихся того, что говорится и делается за железным занавесом. Менее чем столетие прошло со времени смерти Карла Маркса, и сегодня его доктрины являются руководством по реорганизации и трансформации социально-экономической жизни почти в половине мира. По сути это новая, мощная, экспансивная религия, которая все еще в первом веке развития и по динамике опережает даже средневековый ислам. Христианству потребовалось три века, чтобы начать доминировать культурно, социально и интеллектуально в регионе, в котором оно возникло. Сегодня в Виттенберге, в Айзенахе, в Эрфурте новая вера пытается навязать свою интерпретацию прошлого. Что коммунисты говорят о Лютере и Реформации, особенно в связи с Крестьянской войной? Основным, базовым текстом их истолкования восстания являются слова самого Маркса: "Рассмотренная не богословски, Крестьянская война является самым революционным событием в немецкой истории". В марксистской терминологии это означает самое важное событие.
В 1947 году советский историк М.М. Смирин впервые опубликовал книгу "Народная Реформация Томаса Мюнцера и Великая Крестьянская война", немецкий перевод которой появился в Восточном Берлине в 1956 году. Книга Смирина стала стандартной авторитетной коммунистической работой по этому вопросу. Во введении к ней он обследовал все развитие историографии Крестьянской войны, отраженной в трудах значительных авторов, занимавшихся ею. Возражения против них, естественно, ведут к его собственной точке зрения. Первым крупным историком под объективом Смирина оказался фон Ранке (7). Ранке, по словам Смирина, рассматривал Крестьянскую войну только как эпизод в борьбе за политическую реформу империи. Он был в восторге от плана архиепископа Майнца Бертольда фон Хенберга по централизации империи путем усиления родственных территориальных князей (по существу таков же был план Пруссии в XIX в.). Смирин отбрасывает Ранке как слугу прусского режима, сожалевшего, что германские княжеские территориальные государства в XVI веке не были достаточно сильны и энергичны, чтобы подавить восстание с самого начала. В новом прусском государстве XIX века такой слабости не существовало.
Следующим автором, писавшим о Крестьянской войне и привлекшим интерес Смирина, был Вильгельм Циммерман со своими работами, появившимися в 1841 году (8). Он был левым буржуазным демократом, и его главная проблема заключалась в провале попыток крестьян объединить Германию, которая к 1848 году осознала роль либеральной демократии. Проблема с самим Циммерманом, по словам Смирина, состояла в том, что он не понимал классовый характер борьбы крестьян против феодализма. Смирин тем не менее хвалит его за использование всех источников и за то, что он в целом справедлив и к крестьянам, и к Мюнцеру. Эта первая по-настоящему научная работа о Крестьянской войне также осталась для Смирина лучшей; она все еще возвышается намного выше всего остального, что когда-либо было написано об этих событиях (9). Такое отношение явно навеяно небольшой работой, вышедшей в 1851 г. из-под пера Ф.Энгельса. Хотя Энгельс признал, что взял все сведения о Крестьянской войне у Циммермана, Смирин настаивает, что он смог учесть основные принципы, лежащие в основе социально-экономических событий и классовой борьбы, проявившейся в восстании, что делает работу Энгельса уникальной и первостепенно важной. В отличие от нее Лампрехт и Гойтейн, по мнению Смирина, как либералы XIX века работали с неадекватными категориями (10). Они недостаточно понимали классовое происхождение борьбы крестьян против феодалов и приписывали большую часть причин для восстания вырождению крестьянства до полудикого беззаконного состояния. Вильгельма Штольца, приват-доцента Кенигсбергского университета, Смирин буквально разрывает на клочки, ибо в своих произведениях, написанных до и вскоре после Первой мировой войны, он стремился сохранить тезис о том, что на крестьян оказали решающее влияние религиозные, а не социально-экономические соображения. В работе 1926 года Штольце несколько изменил позицию, обозначенную им 20 годами ранее (12). Здесь он признал некоторую социальную мотивацию в действиях крестьян, но все же настаивал на том, что среди них преобладала Реформация в духе лютеранства. Этот дух всегда вызывал радикальные движения, но в Германии они никогда не были в моде и вскоре сменялись реакционными режимами. Смирин не находит слов, чтобы выразить свое презрение к такому возрождению религиозной, клерикальной интерпретации (13).
В 1933 году работу Штольце подхватил нацист Гюнтер Франц (14). Если Штольце почти не опирался на источники, Франц, по словам Смирина, пытался создать впечатление, что он охватил все документы и рассмотрел литературу (15), хотя на деле он лишь ввел еще одну фальсификацию в рассмотрение Крестьянской войны. Он сделал ложное и ошибочное для Смирина различение между "старым правом" (altes Recht), к которому крестьяне обращались в поддержку своих требований, и новым "Божественным правом" (Gottliches Recht), использованным небольшой идеалистической группой крестьянских вождей и рыцарей. Восстановления старых прав, основанных на обычаях раннего средневековья, требовало подавляющее большинство крестьян, которые не могли видеть собственных эгоистических классовых интересов. Что касается лучших, наиболее развитых крестьян, то Франц отрицал их классовый эгоизм, считая, что они склонны служить интересам нации как целого. Небольшая группа идеалистически настроенных лиц обосновала свою программу на основе нового религиозного права. Они хотели создать национальное государство, в котором каждый класс и каждый член общины объединили бы свои усилия ради общего блага. Но они были меньшинством и не нашли творческого лидера, который мобилизовал бы их их для решения этой задачи. Мюнцер и другие крестьяне оказались плохими руководителями. Флориан Гайер, революционный "германский рыцарь", мог сделать больше, но он не добился успеха в том, чтобы воодушевить крестьян чем-то за рамками их узкоклассовых интересов". Смирин комментирует: "Таким образом, фашист обвиняет крестьян в том, что они замкнулись в своих интересах, если они не позволяли превращать себя в слепые инструменты реакционного правительства" (16).
Только на основе марксистских категорий и методологии, настаивает Смирин, можно представить действительно правильное, научное понимание Крестьянской войны. В последние годы историки из ГДР решили взяться за эту задачу. Работа Камницера рассматривается Смириным и оценивается очень высоко (19). Камницер, в частности, наконец исправил ошибочную идею Лампрехта, что крестьяне восстали, поскольку они деградировали из-за убогих условий жизни. Вместо этого их возмущала сложная система феодальных повинностей и обязательств, воздействию которой они подвергались (20). Затем внимания удостаивается восточногерманский историк Альфред Мойзель и его монография о Мюнцере (21). Мойзель показал, что Реформацию необходимо разделить на два течения: княжеское у Лютера и народное - у Мюнцера, который был подлинно народным героем (22). Его учение отразило реальную жажду реформ большинством, и он сражался героически и бескорыстно за интересы трудовых масс. Он должен был потерпеть неудачу, потому что его цели были слишком далеки и масштабны для его времени. Этому герою Мойзель противопоставляет Лютера, который поначалу тоже поднял знамя Реформации для народа. Однако, когда он увидел революционный масштаб крестьянского движения, он оставил его и вместо этого стал идеологом и верным слугой княжеской власти (23). Смирин, однако, критикует Мойзеля за то, что он не выявил, что даже в ранний период, особенно в 1521-22 гг. когда могло показаться, что Лютер возглавит подлинно народное движение, он фактически был представителем бюргерства и уже тогда формировал свои идеи на основе чисто буржуазного фона и мотивации. Крестьянское восстание лишь выявило то, что изначально соответствовало его социальному происхождению и идеологии (24).
Эти опубликованные интерпретации событий в СССР и ГДР оказались в центре внимания на конференции в Москве, которую вели пять советских историков из МГУ. Для человека, который имел дело только с коммунистическими толкованиями в печати, личное общение, хотя и через переводчика, было откровением. Марксисты показали себя способными, зрелыми историками, хотя и работавшими всегда в своих рамках, и они развили благосклонность к своей доктрине в довольно фанатичной молодежи. Встреча с рядом преподавателей и профессоров, учившихся у крупнейших историков университета, показала, однако, что чисто документальный подход к предметам не заменяет историзма. Указывая основные направления обсуждения, советские участники представили фундаментальный философский вопрос о характере причинно-следственных связей в истории. Этот вопрос был проиллюстрирован конкретным примером - интерпретацией Лютера. Их спросили: какова роль человеческой личности в исторической причинности? В частности, как вы оцениваете важность личности и идеологии Лютера в ходе Реформации? Эти вопросы были заданы с учетом заявления самого Маркса, что любая другая философия истории, кроме его собственной, требует более низкой оценки роли личности в исторической причинности. Обсуждение заняло около трех часов, и советские историки выработали ответ, представленный в весьма обобщенном и сжатом виде (25). На общий вопрос они ответили, что роль человеческой личности и ее идеологии в исторической причинности действительно важна. Затем они видоизменили вопрос и дали свои ответы. На какой основе оценивается чей-либо вклад в историю? В той мере, в какой конкретная личность принадлежит к прогрессивным социальным силам своего времени, ее вклад должен считаться положительным; в той мере, в какой она представляет реакцию предыдущего этапа социального развития против нового и прогрессивного, он является отрицательным и разрушительным. Все интеллектуальные, культурные и идеологические изменения на самом деле являются результатом основных экономических и социальных изменений. Это происходит постоянно. Поэтому есть исторические личности, которые являются наиболее прогрессивными, и в конечном счете их вклад является наиболее действенным, поскольку он отражает диалектическое движение истории, существующее на любой конкретной стадии социального развития. В чем состоят основные экономические и социальные изменения, в которых участвовали те или иные исторические персонажи до Маркса - это чисто академический вопрос. От этих людей нельзя ожидать большого понимания диалектического движения истории. Мощная, творческая личность способна оказывать влияние в любую эпоху. Эта мысль не должна приводить к ошибке чрезмерного подчеркивания влияния человеческой личности в истории - что уже привело к феномену "культа личности". Нет такой личности, которая каким-то таинственным, мистическим образом творила бы лишь собственными силами. Она всегда реагирует на базовую экономическую и социальную ситуацию, в которой находится, и качество и характер этой реакции определяет значение Любой конкретной исторической личности. В какой степени социальные последствия вклада любой личности прогрессивны или реакционны - и составляет суть вопроса. Судя по объективной оценке, это и есть рациональные категории, предоставляемые "научным марксизмом-ленинизмом" (26).
Затем советские историки продолжили ответ на второй вопрос. Лютер происходил из крестьян, но его отец разбогател и стал мелким капиталистом. В результате Лютер столкнулся в собственной семье с конфликтом между ценностями умирающей средневековой сельской экономики и нового, растущего буржуазного города. Он испытал эту проблему на опыте и понял лишь то, что мог, ибо средневековое мышление неизбежно сохраняло религиозный, богословский характер. Средневековая Римско-католическая церковь была доминирующей социальной и крупнейшей экономической структурой средневековья, крупнейшим землевладельцем в аграрной экономике. Она доминировала или пыталась доминировать во всей интеллектуальной, культурной и даже политической жизни. Лютер разрешил вставшие перед ним трудности, найдя богословские ответы, которые, по сути, уничтожили авторитет и власть средневековой, феодальной церкви и заменили ее богословской системой, гораздо больше гармонировавшей с потребностями растущей буржуазии, которая проходила через раннюю, индивидуалистическую стадию капиталистического развития. и эти факторы четко отразились в позиции Лютера и его действиях во время Крестьянской войны. Он хотел лишь демонтировать социально-политическую власть церкви, а никак не ограничивать власть князей, которые поддерживали его ради собственных интересов. Буржуазия, к которой он принадлежал, была еще не готова к открытой борьбе с феодализмом. Это частично произошло в Англии в XVII веке, а вполне - лишь во Франции в XVIII-м. Но в Германии XVI века и феодалы, и буржуазия хотели лишь обойтись без средневековой церкви и захватить ее земли и имущество, а не бороться между собой. В результате возникло учение Лютера о светских князьях, способных укрепить свои государства путем конфискации церковных наделов. С другой стороны, буржуазия была заинтересована продвигаться к социальной системе, которая более эффективно служила бы ее возникающим новым потребностям. Наиболее же решительно и революционно настроенные крестьяне во главе с Томасом Мюнцером продолжили осуществление этой программы в направлении аграрного социализма, что был бы полезен им, а не феодалам и не буржуазии, которых представлял Лютер. Мюнцер и его крестьяне потерпели неудачу, поскольку они вели к трансформации общества, для которой Германия XVI в. явно не созрела ни экономически, ни социально.
Эта довольно жесткая интерпретация коммунистических историков в печати и несколько более гибкая в личном общении должна быть замечена и оценена на более широком фоне. Независимо от того, насколько она догматична, марксистская интерпретация истории сегодня в большей или меньшей степени оказывает влияние и на многих историков с другими взглядами. Естественные и экономические аспекты каждого события и роли каждой личности в истории подчеркнул уже рационализм Просвещения. Секуляризация человеческой жизни вела к тому, что все большее внимание уделялось материальным аспектам человеческого развития, соответственно в ущерб пониманию преемственности интеллектуальных, эмоциональных и духовных сил. Марксизм рассматривает все интеллектуальные и культурные формы как надстройки над преобладающими социально-экономическими условиями. У этих надстроек нет собственной мотивации; конечная мотивация всегда остается материальной, экономической. Наводнение мира массой товаров и услуг хорошо вписывается в это растущее искушение материалистическим пониманием истории, для которого человек, вопреки Евангелию, живет "хлебом единым".
Джордж У. Форелл в своем тщательном исследовании "Вера, действующая любовью" далек от того, чтобы приписывать Лютеру более глубокое социальное видение, чем то, которое он реально имел. Эта работа дает реальное понимание социальной этики Лютера, Богословские категории, которые сформировали его мышление, а также характер и содержание его учения о подлинном христианине, активном через веру, представлены в ней четко и точно. Однако в этой книге есть два аспекта мысли Лютера, которые необходимо усилить. Форелл прямо подчеркивает эсхатологическое беспокойство Лютера и то, как это повлияло на его отношение к социальным вопросам. Поскольку Лютер рассматривал все сущее "с точки зрения вечности", которая вскоре вторгнется в в этот несовершенный мир, социальные вопросы имели для его мысли лишь подчиненное и периферийное значение. Форелл утверждает: "Социально-этический момент имеет в мысли Лютера ограниченное значение... Вечная вера, действующая любовью, жива в мире, быстро приближающемся к концу" (28).
Необходимо подчеркнуть, что у Форелла это не просто упоминание. Он, как и Лютер, пессимистичен по отношению к человеческой природе. Не только актуальная эсхатология, но и большая доля изначального христианского скептицизма по отношению к возможностям человеческой природы должна преобладать в оценке человека как социального существа. Беспокойство об эгоцентризме всех естественных человеческих диспозиций и мотивов лежит в основе всего учения Лютера об обществе и государстве. Этот факт требует особого внимания, ибо это оценка человеческой природы, которую мы, живя в обществе, верящем в постоянный прогресс на основе фундаментальной доброты человека и его возрастающей власти над природой посредством рационального анализа и наука, можем оценить, только если что-то идет не так. Однако без такой оценки Нет реального понимания учения Лютера о природе общества и людей, из которых оно состоит.
Другой аспект интерпретации Форелла - это социальная этика Лютера, которая с особой силой появляется в его заключительном соображении: через личность христианина, будь он крестьянин или князь, источники Евангелия становятся доступными для социального порядка (29). Здесь акцент смещается с естественного человеческого общества на наличие в нем личности христианина. Когда неисчерпаемые ресурсы Евангелия доступны для общественного порядка, они становятся доступными человеку в массе. Лютер был крайне обеспокоен владычеством Бога во всех Его делах. Тот, кто отчаивается в самом себе и в своих делах, кается, верит Богу и Его спасению, тот спасен. Любые усилия использовать ресурсы человека или покаяние и спасение христиан как пути для улучшения социального порядка будут иметь внутреннее противоречие. Цель жизни и дел верующего христианина, нового Адама в этом мире - это явить плод веры, который будут видеть ближние. Также добрые дела собирают угли на головы неверующих, которые используют их для своего эгоизма. Такое служение социальному порядку может не быть сознательным, и это лишь побочный продукт новой жизни, а не ее исходный принцип или животворящий мотив. Как только новая жизнь во Христе рассматривается как средство для обслуживания социального порядка, ее истинная цель скрывается. С другой стороны, мы не можем жить без самих себя, поскольку человеческое общество - это просто расширение личности. Сознательные усилия по использованию обновленной жизни христиан для поднятия социальной этики исторически слишком часто заканчивались фарисейским самодовольством, репрессиями против еретиков и ведьм со стороны церкви, социальных структур или правительств, и даже частных лиц. И верующие, и неверующие могут видеть, что такие действия строятся на самообмане. Но Лютер был слишком честен в познании человеческой природы и Библии, чтобы совершить эту ошибку.
Какими же тогда были идеи и ценности, побудившие Лютера высказать свое отношение к ряду социальных вопросов, в частности, в связи с Крестьянской войной? Любой ответ на этот вопрос должен по справедливости учитывать индивидуальное, личное религиозное развитие Лютера, иначе он останется попросту неадекватным. В некотором роде различные фазы религиозного развития Лютера и его отношения к обществу грубо воспроизводят различные этапы, через которые христианская вера прошла в истории. Во всяком случае, такая грубая аналогия может быть полезной при более четком выявлении некоторых ссылок и граней. Крещение и наивность детства параллельны изначальной простоте и прямоте христианства Нового Завета. Озабоченность Лютера с детства демонами и духами присутствует в новозаветных текстах. Чего нельзя упустить в этом эквиваленте апостольского и послеапостольского христианства - это близкое присутствие Христа. Здесь наша аналогия, как и любая другая, явно ломается. Христос может быть далек как суровый Судия. Эсхатологическое измерение, столь сильное в Новом Завете и апостольской Церкви, тем не менее явно присутствует в детском окружении Лютера. В своею юности как студент-юрист он достаточно хорошо отражает жизнь христиан-мирян в Средние века. Он обеспокоен подготовкой к мирской карьере, и личные и семейные цели кажутся ему самыми высокими. Религия для него реальна, но это лишь часть жизни, и она не пронизывает и не формирует ее целиком. Глубоко за ней таится страх, что такой половинчатой жизни в миру не будет достаточно, чтобы удовлетворить сурового Господа в День гнева. Он чувствовал себя виноватым, что не делает для своего спасения и малой доли того, что святые сделали для своего. Такое сознание влияло на многих христиан в миру со времен Константина. Вера во Христа больше не вела к ежедневному антагонизму и напряженности в отношениях с окружающим миром, как прежде. Вместо этого тщательное следование христианской религии, как оно предписывается Церковью, вело человека к гарантированному побегу из ада и конечному входу в рай посредством чистилища. Лишь некоторые миряне достаточно святы, чтобы сразу войти в рай, но для подавляющего большинства боль чистилища должна была восполнить утерянное в жизни для мира. Со времен Константина добросовестное соблюдение предписаний религии также оказывало помощь мирянам в их социальных отношениях и практических профессиональных делах. Исповедание веры больше не могло привести на арену ко львам, но помогало бороться со львами в обществе. Напряженности между миром и Духом тем не менее не хватало.
Лютер как монах отражает другой аспект постконстантиновского, средневекового христианства. Постоянное чувство вины при такой неадекватной жизни в мире и риск ада в результате привели Лютера, как и многих других до него, к тому, чтобы искать спасения в «благочестивой жизни». Здесь была выражена озабоченность средневекового христианина тем, что как мирянин он живет недостаточно достойно. Реальная напряженность между христианством и враждебным миром после Константина ушла, но монашество пыталась воссоздать ее искусственно. Монах стремился жить в основном в граде Божием, тогда как другие оставались в граде земном. Бедность, целомудрие, послушание, грубая одежда, аскетизм и умерщвление плоти - все это были средства, предназначенные для воспроизведения напряженности между миром и Духом, которая так отличала Новый Завет и апостольское христианство до Константина. Тем не менее, в случае Лютера, это не привело к духовному миру. Такой характер духовной жизни дал ему только разрастание духовных трудностей и личные мучения.
Здесь наше сопоставление этапов религиозного развития Лютера с эпохами развития христианства перестает быть аналогией и становится фактом. Его опыт оправдания только верой следует линии от Павла к Августину. Реформация началась, когда он бросил эту доктрину, поистине духовную атомную бомбу в религиозную жизнь своего времени. Пусть тот, кто видит социальные и экономические факторы как основные для этого развития, считают, что это какая-то софистика или психологическое извращение. Мы считаем, что это была работа Того Духа, Который действует в людях и прежде всего в их личности и через нее. Такие движения в духовной жизни человечества обладают самостоятельной жизнеспособностью, которая не вытекает из экономических, социальных и даже психологических факторов и никак не объясняется ими.
Благодаря своему возрождению и оправданию Лютер стал одним из тех чудесных людей Божьих, которые в течение нескольких поколений изменили основное направление человеческих мыслей и чувств. Лютер убедился, что отношения между Спасителем, дарующим Свое достоинство спасаемым людям, и грешником, который верит в это достоинство, являются полностью личными, индивидуальными. Тем не менее человек - это социальное существо и не может жить в одиночку, не становясь божеством или животным. Есть братство верующих, общение святых. Как, однако, могла эта необходимая напряженность в отношениях между официальным и личным, между корпоративным и индивидуальным поддерживаться в Церкви без ущерба для отношений между человеком и Богом? Так Лютер понял необходимость различения между видимыми и невидимыми аспектами Церкви. С видимой стороны Церковь является официальной, организованной. Но в другом аспекте она видима только Богу, Который один знает тех, кто верит и кого Он спасает, и которые на самом деле начинают жить и поступать соответственно. Таким образом, внешняя, видимая Церковь признается и сохраняет свою. необходимую роль, в то время как личный, индивидуальный опыт отношений грешника с Богом, Который судит и спасает его, не затрагивается теми неизбежными трениями в человеческом обществе, которые сопровождают Церковь в ее внешнем, организованном аспекте.
Соответственно при работе с государством, с человеком в мирском обществе, отличном от братства веры, Лютер дал полный простор для своего глубокого пессимизма в отношении естественного эгоцентризма человека, когда не зависит от работы Духа. В то же время он столкнулся с проблемой христианина, помещенного в нечестивый мир и ежедневно испытывающего напряженность Духа в отношениях с этим миром. Христианизация мира - это не бегство от него в религиозную жизнь. На основании своего личного опыта и учения об оправдании Лютер отверг средневековую концепцию особого призвания как несущего большую святость. Священник или монах как таковой не более угоден Богу, чем рыцарь, бюргер или крестьянин. Нет святых людей, как нет святых мест, реликвий, зданий. Любое призвание есть лишь способ служить ближним и, таким образом, являть плоды веры. Грешник должен верить без какого-либо внешнего фактора или угрозы. Он имеет свободу в его внутреннем духовном существовании, которая не есть просто внешняя свобода и не может на нее равняться. Но в отношениях со своими собратьями он становится слугой каждого. Он становится активным, потому что вера всегда производит плод. Он становится ревностным к своим грехам, а не к чужим. Он стремится исправить дела и пороки, влияющие на других, но сам лишь тихо следует за Христом. Тем не менее, всегда будет мало тех, кто всегда, в любой момент, на самом деле готов действовать таким образом. Людей, измененных Евангелием, ни в каком обществе не будет столько, чтобы преобразить его полностью, так что по самой своей природе общество нуждается в правительства, которое будет наказывать злых и поддерживать порядок, чтобы общество не было разрушено. Бог установил правительство с учетом природного эгоцентризма людей. Разум, право и нравственное чувство - это большие опоры правительства. Однако в виду реальной природы мира над всеми правительствами есть власть Царства Божия (Ultima Regnum).
Только сила или угроза применения силы может поддерживать внешний порядок, который существует как минимальное условие благого функционирования общества. Солдаты, полицейские, даже палачи - это служения, без которых человеческое общество никогда не будет в состоянии обойтись. Самое большее, чего можно ожидать от государства - это авторитет, хотя часто оно не имеет его. Эгоистичные, беспринципные правители - явление нередкое, а хороший князь на самом деле редкость. Но нужно молиться и за недостойных правителей т воспринимать их как бич Божий для эгоизма природного человека, живущего в обществе. В любом случае правители не носят меч напрасно. Самое худшее, что люди могут сделать с социальной точки зрения - это восстать против законной власти. Бунт - это коллективный, социальный аналог отчаяния, толкающего людей на самоубийство. Бунтовщики отчаиваются изменить свою жизнь и вместо обращения к Богу восстают против Его порядка. Революционные массы нарушают фундаментальные условия, при которых все человеческие общества всегда будет существовать, и в отчаянии стремятся уничтожить то, что у них есть и построить что-то лучше. Они всегда будут разочарованы. Они не могут строить ничего лучше, так как они сами на самом деле не лучше, чем те, кто имел власть до них. Лютер отметил: "Изменить порядок в обществе и улучшить его - это вещи, далекие друг от друга как небо и земля. Вы можете изменить его без труда; улучшать его трудно и опасно, да и зачем? Это невозможно нашей волей и силами. Дикая толпа не заботится о том, чтобы стало лучше, а лишь о том, чтобы стало иначе. Но если она хочет, чтобы стало иначе, она сделает не лучше, а хуже, и захочет дальнейших изменений. Так можно лишь поменять мух на пчел, а пчел на шершней. Крестьяне были виновны в этом, но они сделали еще хуже. Мало того, что они решили, что они могут изменить природу и условия для жизни человеческого общества. Oни пошли еще дальше и заявили, что использование силы и бунта согласуются с Евангелием и даже повелеваются им!".
Именно это утверждение, даже больше, чем все усилия, чтобы изменить социальный порядок путем восстания, вызвало такое возмущение Лютера. Слово «христианин», которое они использовали в своих статьях для оправдания их требований, по выражению Лютера, "к ним не применимо, и они не должны использовать его, чтобы оправдать собственные амбиции". На обложке одной из брошюр Лютера изображен взбунтовавшийся крестьянин: большой и мускулистый, он стоит, опираясь на окровавленный меч, под мышкой держит краденую курицу, а в левой руке - знамя со словами: "Возлюби ближнего". Этот крестьянин может служить в качестве символа постоянного смешения двух сфер в умах людей. Для Лютера эта путаница является одним из главных инструментов дьявола против работы Духа (31). Лютер чувствовал свою обязанность сказать открыто, что крестьяне, разорившие на его глазах два города, делают дело не Божье, а сатанинское.
1 "Ermahnung zum Frieden auf die zwolf Artikel des Bauernschaft im Shwaben, «WeiMarer Ausgabe [в дальнейшем сокращенно WA} 18,279 и далее.
2 «Широкий ум и рабство
Rotten der Bauern ", WA 18, 344 и далее.
3 "Eine schreckliche Geschichte und ein Gericht Gottes iiber Thomas Miinzer, «WA 18,362 и далее.
4 Пояснение Лютера о Псалме,WA 51, 200ff.
5 Первоначально опубликовано на русском языке.
6 MM Smirin , Die V olksreformation des Thomas Muntzer und der Gross Bauernkrieg (Berlin:Dietz, 1956).
7 Там же, стр. 29.
8 Wilhelm Zimmermann Allgemeine GeSchichte des grossen Bauernkriegs (Штутгарт,1841-1843).
9 Smirin, Die Volksreformation, p. 34.
10 Там же, стр. 39-46.
11 Там же, стр. 49-55.
12 Wilhelm Stolze , Die deutsche BauernKrieg, 1906. Id , Bauernkrieg um Reformation (Leipzig: Eger, 1926).
13 Smirin , Die Volksreformation p. 49.
14 Там же, стр. 55-62.
15 Там же, стр. 56.
16 Там же, стр. 62.
17 Там же, стр. 63.
18 Там же, стр. 64.
19 Heinz Kamnizer, Zur Vorgeschichte des Deutschen Bauernkrieges (Berlin, 1953).
20 Smirin , Die V olksre / ormation, p. 64.
21 Alfred Maas Thomas Munzer und ihre Zeit (Berlin, 1953).
22 Smirin , Die Volksref ormation, p. 65.
23 Там же, стр. 66.
24 Там же, стр. 66.
25 На основе заметок, сделанных автором.
26 Следующие фрагменты из писем Энгельса иллюстрируют эти моменты. Коммунисты цитируют их, как христиане послания Павла! Энгельс - Мерингу, 14 июля 1893 года: «Идеология является результатом процесса. Поступок может осуществляться мыслящим человеком сознательно, но он основан на ложном сознании. Настоящие мотивы остаются непризнанными им, в противном случае это не было бы идеологическим налогом". Энгельс Старкенбергу, 25 января 1894 года: «Политические, юридические, литературные, художественные и Другие события зависят от экономики Но все они реагируют друг на друга и на экономическую основу. Дело не в том, что экономическая ситуация является единственной активной причиной, а все остальное - лишь пассивная реакция. Но все это основано на экономической необходимости, в конечном счете"
27 George Farrell, Faith in Love (Minneapolis: Augsburg, 1954.).
28 Там же, стр. 157.
29 Там же, стр. 187
30 «Оn kriegsleute Auch YNN seligem stande seyn Kunden, "WA 19, 639:"
31 Gunnar Hillerdal, Gehorsatn Gegen Gutt und Menschen (Gottingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1955), pp.31 .: "Смешение мирского и духовного соединяет то, что Бог разделил. Он установил в них различные средства для реализации Своего правления: в мирской области меч, в духовной слово Евангелия. Дьявол прилагает все усилия, чтобы эти сферы перепутать... Церковь следит за тем, чтобы сохранить мир среди насилий, и установить законы веры и духовный порядок вещей. Дьявол же постоянно искушает верующих нарушить границы духовной власти. Они берутся за меч, где нужна молитва, и молятся там, где нужен меч". Лютер приводит примеры с папистами, применяющими силу против инаковерующих, и с крестьянами, которые во имя Евангелия взялись за оружие, на самом деле ради своих требований к обществу.
Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn
КРЕСТЬЯНСКАЯ ВОЙНА (1524-1525)
Внутреннее столкновение перешло в открытую форму несколько иначе, чем ожидалось всеми, хотя без прямого влияния Лютера в любом случае не обошлось. Итак, первыми выступили крестьяне. Крестьянские волнения вспыхивали в Германии начала XVI века не раз, однако до сих пор требования восставших носили исключительно экономический характер. Так, в 1503 году произошло массовое крестьянское выступление в Пфальце, организованное союзом «Башмак». На своих знаменах участники этого союза изображали башмак на шнурках - обувь простолюдина (дворяне носили сапоги). Еще веком раньше нидерландские «казембродтеры» рисовали на своих стягах хлеб и сыр... Местным сеньорам удалось довольно легко подавить восстание «Башмака». В 1514 году более жаркое дело разгорелось в Вюртемберге. Крестьяне, разоренные войной, которую герцог Ульрих вел с курфюрстом Пфальца, объединились в союз под названием «Бедный Конрад» и предприняли ряд успешных набегов на города и поместные замки. Только добившись существенных уступок, они согласились сложить оружие. В 1515 году настал черед Австрии и Венгрии, где вооруженные толпы крестьян громили замки и монастыри, предавая жестокой смерти их обитателей. Для подавления этих выступлений понадобилось вмешательство армии.
Таким образом, в прирейнской Германии, особенно в южных землях, сохранялась весьма напряженная обстановка, до предела обострившаяся под влиянием лютеранской пропаганды. Сказалось и всеобщее падение нравов, и ослабление местной власти. По деревням ходили проповедники, которые во всеуслышание критиковали священников, аббатов и каноников; за ними следом шли другие, которые с не меньшей резкостью нападали на первых. В каждой проповеди теперь священники на все лады твердили о Слове Божьем, а о таких вещах, как повиновение, смирение и жертвенность, похоже, совсем забыли. Лютер и его ученики открыто призывали к восстанию против священников, монахов и епископов; Церковь они называли кладезем заблуждений, лицемерия, лености; всех, кто носил духовный сан, именовали угнетателями, грабить которых не в силах запретить ни один закон. Впервые за всю историю Германии нашелся пророк, провозгласивший (в сентябре 1523 года), что монастыри и церкви должны быть разрушены. Разумеется, за несколько месяцев до этого тот же самый пророк объяснял, что власть князей незыблема, однако он имел в виду исключительно светскую власть. Епископы же, по его мнению, все служили дьяволу, а потому «заслужили смерть», ибо «жили в роскоши и разврате за счет чужого труда и пота». Еще дальше Лютера пошел глава анабаптистов Мюнцер, открыто призывавший ко всеобщему восстанию.
Искру, от которой вспыхнул большой пожар, первым разжег обращенный в лютеранство священник прихода Вальдсгут в Шварцвальде Балтазар Губмайер. От имени своей паствы он составил список требований, выдержанный в духе «Gravamina», выдвигаемых рейхстагом. (Впрочем, некоторые исследователи приписывают эти ставшие знаменитыми «статьи» «крестьянскому канцлеру» Венделю Гиплеру.) Этот труд назывался «Претензии и жалобы крестьян, сведенные в двенадцать статей». Предвидя будущие нападки, автор в самом начале подчеркивал, что Евангелие отнюдь не является подстрекательской книгой и что крестьяне стремятся жить именно по евангельским заповедям. Виноваты во всем тираны, которые не дают крестьянам строить свою жизнь в соответствии с Евангелием и тем самым толкают их на восстание. Составив свои жалобы в виде просьб, он на всякий случай предупреждал, что, если они не будут удовлетворены, начнется бунт.
Что же за требования содержались в этих 12 статьях? Во-первых, право каждой «общины» избирать своего приходского священника. Судя по этому пункту, можно предположить, что автор специально рассчитывал на распространение своего сочинения, поскольку в том приходе, к которому он принадлежал, паства уже широко пользовалась этим правом. Во втором пункте говорилось, что крестьяне согласны платить десятину хлебом, поскольку об этом упоминается в Ветхом Завете, однако отказываются делиться скотом, так как это придумано людьми. Третий пункт выражал протест против крепостного состояния, без уточнения деталей. Четвертый и пятый пункты сводились к требованию распространения на крестьян права участвовать в ловле дичи и пользоваться древесиной из окрестных лесов; шестой и седьмой призывали к отмене барщины; восьмой - к снижению поземельного оброка; девятый - к смягчению судопроизводства; десятый настаивал на возврате общинам конфискованных ранее земель; одиннадцатый - на отмене права «мертвой руки». Наконец, статья двенадцатая, и последняя провозглашала отказ от исполнения любых требований, противоречащих Слову Божьему.
В целом все эти требования оставались совершенно справедливыми по сути и достаточно умеренными по форме, однако предварявшая их угроза прозвучала настолько отчетливо, что сомневаться не приходилось: составитель выразил волю крестьян добиться их выполнения любой ценой. Тот факт, что Губмайер приложил все усилия к распространению 12 статей по территории Германии, также говорил сам за себя, выдавая намерение автора превратить свой труд в знамя будущей битвы. Чем закончились переговоры между ним и местным сеньором, мы не знаем, но можем догадываться, потому что сразу после их встречи приход Вальдсгут запылал в огне пожаров. Мы помним, что Гуттен с Зиккингеном призывали народ громить дома сеньоров, носивших духовный сан, однако крестьян такие тонкости не интересовали. Они не разбирали, имеет жертва отношение к Церкви или не имеет, и нередко обращали свой гнев против рыцарей. Вот почему многие представители этого сословия, спасая свою жизнь, предпочли присоединиться к восставшим, грабили и убивали наравне с ними. Когда подданные графов Гогенлоэ обращались к своим господам, в их речах было столько же братской дружбы, сколько угрозы: «Возлюбленные братья! Вы больше не господа нам, вы - такие же крестьяне, как и мы. Мы теперь сеньоры Гогенлоэ! Поклянитесь, что согласны исполнить наши 12 статей!» Пожар прокатился по всему Шварвальду до озера Констанца, захватил Вюртемберг, перекинулся на Швабию, где уничтожил имение князя и аббата Кемптена, достиг Франконии, перемахнул через Рейн и пошел гулять по Эльзасу. Вся южная Германия пылала в огне. Поджоги сопровождались грабежами, убийствами, разрушениями. В одной только Франконии пострадало 200 замков и монастырей, обитателей которых ждали пленение или мучительная смерть. За два года погибло более ста тысяч человек. Целые города превратились в руины. Около тысячи монастырей и триста церквей сгорели дотла или были разрушены.
Бунт едва начался, когда Лютер и Меланхтон получили текст «Двенадцати статей», что, безусловно, свидетельствует о том, что восставшие относились к этой паре с покровительственным уважением. Впрочем, очень скоро их хартия разошлась по всей, или почти по всей, Германии, давно перестав быть простым списком требований и превратившись в знамя борьбы. Лютер понимал, что молчать больше нельзя, потому что обе стороны с нетерпением ждали, что же он скажет. Крестьяне, убежденные, что действуют во имя Евангелия, надеялись услышать от него слова одобрения и поддержки; дворяне, видевшие в нем виновника разгоревшейся войны, верили, что он сумеет охладить пыл мятежников и призовет их к покаянию. Эразм написал ему в открытом письме: «Вот плоды вашей мысли! Вы отказываетесь признавать этих людей, а ведь они ссылаются на вас! Нет никаких сомнений, что зачинщики этого ужасного бунта в большинстве своем принадлежат к числу сторонников вашего Евангелия».
Лютер чувствовал, что пора высказаться. Это его не пугало, как никогда не пугала необходимость защищать свое учение. В начале 1525 года он опубликовал написанный по-немецки «Призыв к миру в связи с двенадцатью статьями швабских крестьян». «Не могу допустить, - писал он, - чтобы из-за моего молчания на меня легла ответственность перед Богом и людьми за те несчастья, которые могут случиться». Но он не ограничился самооправданием, а попытался показать каждой из враждующих сторон, в чем ее ошибки, постарался помешать дальнейшему распространению войны и попробовать восстановить мир. Кроме того, он хотел, чтобы после всей излитой друг на друга злобы, после всех перенесенных страданий и горя и в том и в другом лагере вспомнили наконец о том, что на свете существует такая вещь, как христианское смирение.
Споря с крестьянами, он указал, что своими заявлениями они сами себя загнали в ловушку: «Во всех этих союзах я одобряю их стремление учиться и побуждать к тому других, лишь бы в своем рвении они не выходили за рамки простых и ясных истин, изложенных в Евангелии». Разумеется, в рядах восставших попадаются лжехристиане, которые думают только об удовлетворении своих дурных наклонностей, но немало и истинно верующих, и именно к этим последним и обращается он со Словом Божьим, которого они так жаждут. Разве не сказано в Писании: «Поднявший меч от меча и погибнет»? «Это значит, - поясняет Лютер, - что никто не имеет права колебать устоявшуюся власть. Вспомните, чему учил святой апостол Павел: «Пусть каждый из вас подчинится власти с трепетом и уважением». И еще: «Кто восстает против порядка, установленного Богом, тот навлекает на себя гибель».
Преемственность с его же «Светской властью» очевидна. С точки зрения отдельного человека, бремя светской власти может казаться невыносимым, однако благодаря своей божественной природе такая власть абсолютно законна. «Вы говорите, что власть жестока и нетерпима? На это я вам отвечу. Ни беззаконие, ни тирания не служат оправданием бунту, ибо не может каждый встречный карать злодеев. Как учит святой апостол Павел, один царь носит меч». И дальше с опорой на Библию он обвиняет крестьян в том, что они посмели своими силами защищать свое дело. Поднимая проблему на высший уровень обобщения, он утверждает: «Вы согрешили не только против божественного, но и против естественного права». Затем следует аргументация логического характера: если каждый захочет самолично судить ближнего своего, что станется с порядком, с человеческими взаимоотношениями, с обществом? Но и это еще не все. Лютер вспоминает, о чем он говорил в своей предыдущей работе, посвященной богословской политике. Христианин живет на земле, чтобы страдать. Он обязан нести свой крест вместе с Христом, сказавшим: «Не противься злу! Если тебя ударят по правой щеке, подставь левую!» В конечном итоге он оставляет человеку двоякий выбор. Разумеется, каждый вправе сетовать на жестокость и несправедливость, допущенные по отношению к себе, но тот, кто смеет восставать против них, не имеет права зваться христианином и ссылаться на Священное Писание.
Разобравшись с крестьянами, Лютер переходит к их господам. Оказывается, они сами наказали себя за несправедливое и неразумное правление. Находятся языки, обвиняющие его, Лютера, в том, что он послужил причиной этого ужасного бунта. Какое кощунство! Лучше бы они посмотрели на себя, потому что, если они решительно не исправятся, всех их ждет гибель. Разве так уж глупы требования, предъявленные крестьянами в двенадцати статьях? А ведь они могли расширить этот список, если бы задумались о спасении Германии. Впрочем, понимая, сколь сложна нынешняя обстановка, он не собирается подливать масла в огонь. Пусть же сильные мира сего вспомнят, что смысл их власти в том, чтобы обеспечивать всеобщее благоденствие. Его дело - предупредить. И если к его словам не прислушаются, пусть пеняют на себя, когда на страну обрушатся еще более тяжкие невзгоды. Пусть не вздумают обвинять его, Лютера, если Германия превратится в пожарище.
Вот такое мудрое поучение, вполне достойное любого добросовестного толкователя Евангелия. Однако Лютер не мог позволить себе ограничиться евангельской кротостью и не поддаться искушению излить желчь на своего заклятого врага - католическое духовенство. Поднявшись над схваткой, столкнувшей крестьян и дворян, он не собирался хранить нейтралитет в битве между лютеранами и католиками. Церковники - вот кто главный виновник гражданской войны! Почему крестьяне до сих пор не поняли этой простой истины, ведь он столько писал об этом! Пора уже им признать очевидное. Обрушивая свои упреки на власть имущих, он обвинял во всех бедах не только князей-епископов и графов-аббатов, но и каждого бесправного священника, каждого нищего монаха. «Да, в наших несчастьях и горестях повинны князья и сеньоры! Но еще большая вина лежит на вас, слепые епископы и священники, на вас, обезумевшие монахи, потому что еще и сегодня в своем ожесточении и бешеной злобе вы продолжаете попирать Евангелие».
Под Евангелием в данном случае следует понимать учение Лютера и его последователей. Тот же, кто не желает участвовать в распространении новой веры, а то и встает у нее на пути, достоин самой страшной муки. «В этом Евангелии - истина, - восклицает Лютер, - и не в вашей власти ее осквернить! Сколько раз предупреждал я вас: берегитесь! Но вы сами призываете несчастья на свою голову. Поистине, бесполезно учить и предостерегать того, кто сам стремится к несчастью!» Итак, приговор духовенству вынесен, и пусть не надеются на снисхождение. Как Лютер писал, обращаясь к немецкому дворянству, как он учил, рассуждая о духовном сословии, так и будет: епископы и священники обречены на гибель, ибо такова воля Божья. И найдется ли сила, способная удержать возмущение простого народа? Толпа, внимавшая подобным речам, звучавшим по всей Германии, делала выводы: сам Бог велит грабить и убивать священников.
При внимательном чтении «Призыва» становится ясно, что единственным серьезным преступлением, достойным суровой кары, является отказ признавать Евангелие от Лютера. Действительно, крестьяне не имеют права наказывать своих господ, потому что судить сильных мира сего не в их, а в Божьей власти. Но и господа не должны наказывать крестьян, потому что их задача заключается в том, чтобы обеспечивать благоденствие и справедливость. «Самое главное, чтобы нам не мешали проповедовать Евангелие. Власть не имеет ни права, ни возможности запретить нам открыто нести в мир наше учение».
Итак, получается, что в самый разгар чудовищной гражданской войны главным критерием правоты одних и непра-воты других становится отношение к учению Лютера. «Те, кто мешает нам учить народ Евангелию (читай: священники, сохранившие верность католичеству, и защищающие их князья. - И. Г.), те, кто жестоко угнетает народ, заслуживают того, чтобы Господь согнал их с престола за великие грехи. Нет им прощения». Таким образом, Лютер приговаривает к уничтожению исключительно своих противников. О том, что это действительно так, говорит его письмо курфюрсту Фридриху, относящееся к этому же промежутку времени: «До сих пор я только смеялся над народными возмущениями, полагая, что они направлены только против духовенства; теперь я начинаю опасаться, как бы они не перекинулись и на наших покровителей». Под покровителями, о чьей безопасности пекся Лютер, он, конечно, подразумевал князей, примкнувших к лютеранам.
Именно эту последнюю идею Лютера и подхватили восставшие, продемонстрировав равнодушие к остальным заветам немецкого Пророка. Между тем беспорядки ширились. Князья слишком серьезно отнеслись к своей роли проводников Божьего промысла. За несколько лет до описываемых событий правители южногерманских земель заключили между собой военный альянс, названный Швабским союзом. К несчастью, своим боевым духом они серьезно уступали герцогу Ульриху фон Вюртембергу, который в 1515 году сумел положить конец первой крестьянской войне: он действовал с помощью дипломатии, но затем, терзаемый ревностью, заколол кинжалом рыцаря Ганса фон Гуттена, отца того самого Гуттена, который дружил с Лютером; его жена, герцогиня Сабина, укрылась у своего брата герцога Баварского, а тот, заключив союз с эрцгерцогом Фердинандом, изгнал Ульриха с его земель. Император не придумал лучшего решения возникшей проблемы, как присоединить Вюртемберг к эрцгерцогству Австрийскому. После некоторых колебаний союзники поставили во главе своей армии графа Йорга фон Вальдбурга, «наследственного дворецкого» императоров (отсюда родовое имя Трухес, которое носили члены его семьи). Близкие чаще называли его прозвищем Фейрнйорг, что можно перевести как Йорг-поджигатель, - очень подходящим для предводителя головорезов. Его армия, усиленная демобилизованными солдатами, вернувшимися из Италии, трижды встречалась с отрядами восставших - под Лейпхеймом, Вюрцахом и Беблингеном - и в кровопролитной схватке разбила их наг слову. Но одной военной победы рыцарям показалось мало, и они перебили всех оставшихся в живых после битвы врагов. На другом бе-регу Рейна действовал герцог Антоний Лотарингский, войско которого разгромило отряды эльзасцев под Лупштейном и Шервиллером.
Но если князья-католики успешно расправлялись с мятежниками, то на землях, принадлежавших «покровителям» Лютера, крестьяне одерживали победу за победой. Из Швабии и Франконии бунт перекинулся в Тюрингию и Гессен, а оттуда распространился и на север графства Мансфельд-ского. К апрелю в него оказались вовлечены практически все крестьяне. Воинственно размахивая своими косами, восставшие требовали исполнения «Двенадцати статей», и дворянство под страхом смерти подписывало крестьянские «Жалобы». Городское население, опасаясь грабежей и насилия, предпочло примкнуть к бунтовщикам. Жители Эрфур-та сами распахнули перед ними городские ворота, а бюргеры поспешили воспользоваться беспорядками, чтобы принудить городские власти к снижению налогов. Предводитель отряда 28 апреля направил умирающему Иоганну (о том, что курфюрст при смерти, повстанцы знали) послание, полностью выдержанное в духе лютеранства. Ему предлагали мировую, а в качестве возмещения ущерба советовали конфисковать в свою пользу церковное имущество, «присвоенное антихристом».
Лютер, которому растущая тревога не давала сидеть на месте, отправился с объездом по деревням графства Мансфельдского - той самой земли, где он родился и провел первые годы жизни. Повсюду его глаз видел одни лишь дымящиеся руины, горы трупов, разрушенные стены замков, обгорелые скелеты церквей... Как всегда, он спешил излить свои впечатления в письмах к друзьям: «Я теперь понял, что такое эти тюрингские крестьяне. Чем больше их учишь, тем глубже в них укореняется дух гордыни и безумия». Неужели он будет просить для них снисхождения? «Даже если среди них есть и невинные души, об их защите и спасении позаботится сам Господь. Спас же Бог Лота и Иеремию!» Поэтому сеньоры могут не церемониться: «Если Бог не желает ко-го-то спасать, значит, этот человек преступник». Он уже забыл и Вормс, и Вартбург: «Человек, допустивший преступное неповиновение властям, восстает и против императора, и против Бога. Долг и право каждого христианина - перерезать такому человеку глотку».
Осталась последняя надежда спасти Саксонию и всю Германию, и эта надежда связана со светской властью. 6 мая 1525 года, вернувшись в Виттенберг, который бурные события обошли стороной, Лютер узнал о кончине курфюрста Фридриха. Время поджимало. Наскоро проводив своего покровителя в последний путь, Лютер хватается за перо и торопливо пишет очередное пламенное воззвание. Взвешенный тон «Призыва к миру» забыт, зато снова ожил стиль ма-нифестов-обращений «К дворянству» и «Против духовного сословия», хотя враг временно сменил личину. Свой новый труд он озаглавил «Против крестьянских убийц и грабителей». Его короткий, без затей и без ненужных цитат из Писания текст отличался ясностью и простотой:
«Крестьяне прибегли к силе, и теперь призывать их к миру бессмысленно. Всеми их действиями всегда руководило стремление к грабежам и кровопролитию. Главная их вина в том, что они восстали против власти, установленной Богом; и лишь во вторую очередь они повинны в пожарах, грабежах и убийствах. Каждый человек отныне вправе напасть на них с оружием, как нападают на разбойников. Пусть каждый, в ком горит желание бить их, действует! Их надо рвать на куски, душить и резать, в открытом бою и из-за угла, как режут бешеных псов. Пусть же власти вспомнят о своем долге! Повсюду, где крестьяне не желают повиноваться власти, их должен настичь ее карающий меч! Каждый князь - слуга Бога на земле. Время милосердия прошло. Настала пора войны и гнева. Пусть крестьяне знают, что, расставаясь с жизнью на этой земле, они губят и свою душу; но законной власти беспокоиться не о чем, ибо она действует от имени Бога... Ее погибшие встанут в ряды мучеников Божьих. Горе нам, если крестьяне одержат верх. Поистине, тогда для нас настанут последние дни... Вперед же, возлюбленные сеньоры! Бейте их, режьте их! Тот из вас, кто погибнет в этом бою, обретет вечное блаженство, и не будет на земле прекрасней его смерти!»
Именно в этот момент на исторической арене снова появился глава анабаптистов Томас Мюнцер. В отличие от Лютера, его волновали совсем другие проблемы. Он нисколько не осуждал бесчинства, творимые восставшими крестьянами, поскольку считал, что ими движет Провидение, призвавшее их для установления царства равенства на земле. Он не видел различий между князьями-католиками и князьями-лютеранами, между священниками старого толка и проповедниками нового учения. По его мнению, любая власть на земле заслуживала уничтожения, и виттенбергских пасторов следовало выкинуть на одну помойку с римскими прелатами. Когда вспыхнуло восстание, он понял, что сами небеса посылают ему знак. Приехав в Мюльхаузен, расположенный к северу от Эйзенаха, он сейчас же собрал вокруг себя всех местных смутьянов. Захватив власть в городе, они начали жечь окрестные монастыри. Вскоре Мюнцер обратился к рудокопам Мансфельда с таким воззванием:
«Вставайте, если хотите, чтобы с вами восстал Бог! У вас нет выбора: или примете муку Божью, или станете мучениками диавола! Поднимайтесь на Божий бой! Вы знаете, что на самой Святой Неделе в Фульде разорили четыре церкви? В Клегене и Шварцвальде уже поднялось триста тысяч крестьян, и число их растет с каждым днем. Одного боюсь, как бы эти безумцы не подписали какого-нибудь обманного мира, который приведет к самым роковым последствиям... К оружию, к оружию, к оружию! Час пробил! Злодеи уже дрожат, как жалкие псы! Они будут упрашивать вас, будут рыдать и молить пощадить их детей. Не поддавайтесь! Не слушайте стонов нечестивцев! Поднимайте деревни, поднимайте города, зовите за собой рудокопов! К оружию, к оружию, к оружию! Пока железо горячо, не дайте остыть своим обагренным кровью мечам! Пока живы эти людишки, вас будет вечно преследовать страх... Слышите, Бог шагает в строю? За ним!»
Скоро саксонские князья спохватились. Филипп Гессенский, Георг Саксонский, Генрих фон Брауншвейг, Альбрехт и Эрнст Мансфельдские каждый на своих землях дали крестьянам несколько сражений, в результате которых силы последних значительно уменьшились. В конце концов восьмитысячная крестьянская армия собралась под Франкенхаузеном и стала готовиться к решительному бою. Внимательно следившие за передвижениями крестьянских отрядов князья также начали стягивать силы воедино. Мюнцер понял, что наступил решающий миг - крестьянская армия против объединенного княжеского войска! Он примчался в лагерь восставших и здесь узнал, что идет обсуждение недавно полученных мирных предложений. Ни за что! Никаких переговоров! Бог не простит нам этого, увещевал Мюнцер повстанцев. Эти слуги сатаны, эти узурпаторы власти и защитники лютеранства должны быть уничтожены. Графам Мансфельдским он направил исполненное презрения письмо, в котором говорилось: «Разве ты не знаешь, что Бог приказал всем птицам небесным клевать княжескую плоть, а всем диким зверям - питаться княжеским мясом? Одумайся и обратись, пока не поздно! Приходи к нам, и мы примем тебя, как простого брата». Вручив это послание княжеским эмиссарам, Мюнцер выпустил их из своего лагеря, оставив лишь одного молодого рыцаря, которого велел казнить. Разумеется, после этого ни о каком мире ни одна из сторон уже не могла и мечтать.
Завидев издали вражеское войско, Мюнцер выстроил крестьян за частоколом и произнес речь: «С нами Господь! Раньше земля и небо поменяются местами, чем Он покинет нас! Сейчас Бог сотворит для вас чудо. Они будут стрелять, но я своим рукавом отмету от вас все пули». Все утро в тот день шел дождь. Но вот тучи раздвинулись, проглянуло солнце, и над землей раскинулась огромная радуга. Это знак победы, ликовал Мюнцер. Княжеское войско пришло в движение. Крестьяне затянули гимн Святому Духу и принялись ожидать чуда. В это время грянул пушечный залп, и жалкое подобие оборонительных сооружений мюнцеровского воинства разлетелось в щепки. С изумлением крестьяне обнаружили, что кое-кто из их собратьев остался лежать на земле. А на них, потрясая мечами, уже неслись конные рыцари. Началось паническое отступление. Несколько часов спустя пять тысяч трупов убитых крестьян усеяли поле; остальным удалось разбежаться.
Рыцари окружили деревню Франкенхаузен, выволокли из домов три сотни прятавшихся крестьян и казнили их на месте. На чердаке одного дома слуга некоего рыцаря обнаружил лежащего в постели мужчину. «Я болен», - жаловался он. Мужчину обыскали, и последние сомнения рассеялись. Это был Мюнцер. Его переправили в Гельдрунген и устроили над ним суд. «Я хотел, - говорил он судьям, - добиться установления равенства в христианском мире. Те князья, которые выступали против, должны были умереть». Под пыткой его заставили выдать имена своих ближайших друзей, а затем приговорили к смерти. Вскоре рыцари отбили и Мюльхаузен, где вместе с Мюнцером казнили всех его сподвижников. Так завершилась в Саксонии Крестьянская война.
Лютер, верный своей привычке выносить оценки любым событиям, узнав о чудесной победе своих покровителей и трагической кончине своего врага, опубликовал книжицу под названием «Ужасная судьба Томаса Мюнцера». В казни Мюнцера он видел прежде всего поражение анабаптистов и уверял читателей, что сам Бог покарал этих еретиков за пропаганду ложного учения. «Несчастные сектанты, где теперь ваши речи, с помощью которых вы прельщали и увлекали за собой глупый народ? Где Мюнцеров рукав, которым он собирался отгонять пули? Где тот Бог, который устами Мюнцера предрек его армии победу? Безумцам, не желающим внимать Слову Божьему, достались на долю бичи и пушечные ядра, как тому и следует быть».
Рыцари выиграли свою битву, однако в народе авторитет Реформации сильно пошатнулся. Действительно, Лютер открыто выступил на стороне угнетателей. Он попытался оправдаться. Когда один из членов городского совета Мансфельда Рюгель выразил удивление в связи с тем, что уже после победы Лютер продолжал настаивать на самых жестоких мерах наказания для побежденных, тот отвечал, что в души крестьян вселился дьявол, а потому их следовало перебить как бешеных собак. Впрочем, любую критику в свой адрес он неизменно воспринимал как происки сатаны, о чем и писал Амсдорфу: «Они назвали меня княжеским прихлебателем! Я знаю, то сатана святотатствует против меня и моего Евангелия! Пусть его, пусть себе брешет».
Вместе с тем он чувствовал потребность публичного оправдания и обратился к канцлеру графа Мансфельда Гаспару Мюллеру с открытым письмом «По поводу суровой книги против крестьян». Здесь он еще раз изложил свои политико-богословские принципы, сформулированные ранее: «Милосердие, кричите вы! Не о милосердии надо говорить, а о Слове Божьем, которое велит уважать власть и подавлять восстания. Как смеете вы толковать о милосердии, когда сам Бог взывает к каре?» Он жестоко высмеивал своих критиков, которые только теперь прониклись жалостью к побежденным. Где же были они со своей жалостью, когда бродяги жгли чужие дома и убивали людей? На самом деле, повторял он, речь идет о противоборстве двух начал, которые он не раз уже называл. «Есть два царства: одно Царствие Божие, другое - царство земное. В первом есть и милость, и милосердие; во втором же судят и карают злодеев и защищают добронравие. Смешивать эти два царства - значит возносить диавола на небеса, а Бога сталкивать в преисподнюю». Разумеется, солдаты, участвовавшие в подавлении восстания, порой перегибали палку, но с этим приходится мириться, потому что «Бог избрал их своим орудием, чтобы покарать нас».
Из книги Илья Николаевич Ульянов автора Трофимов Жорес Александрович Из книги Пирогов автора Порудоминский Владимир Ильич11. ЖЕНИТЬБА ЛЮТЕРА (1525) «О лютеранстве, - писал Эразм, - повсюду говорят как о трагедии. Мне же оно больше видится комедией: и тут и там все заканчивается свадьбой».С тех пор как Лютер причислил монашеские обеты к плотским деяниям, не играющим никакой роли в спасении души, и
Из книги Россия в концлагере автора Солоневич ИванКрестьянская благодарность Итак, сторонники церковноприходских школ и усиления «религиозного элемента» во всей системе народного образования утверждали, что большинство крестьян якобы недовольно земскими сельскими школами и считают их даже вредными.Опровергнуть эти
Руикби Лео
ЛУИШ ВАЖА ДИ КАМОЭНС (1524 или 1525-1580) Когда корабли Васко да Гамы подняли паруса и направились в плавание к берегам легендарной Индии, провожавший их португальский король Мануэл I дал обет в случае благополучного возвращения путешественников возвести на месте, откуда
Из книги Шеренга великих путешественников автора Миллер ЯнПЬЕР ДЕ РОНСАР (1524-1585) Пьер де Ронсар, великий поэт французского Возрождения, чуть ли не первым в мировой истории поставил вопрос о путях развития национальных языков. Именно Ронсаром был начат теоретический спор о правомерности привлечения в язык иностранных слов. И хотя
Из книги Воспоминания. Шум времени автора Мандельштам Осип ЭмильевичГлава 2 КРЕСТЬЯНСКАЯ ДОЧЬ Явилась из толщи народа русского… В. Ф. Ходасевич В тот год, оказавшийся 7266-м от Сотворения мира, весна в северной России началась «марта 9-го числа после полудни, в 6-м часу в 34-ой минуте, когда Солнце в знак Овна вступило и по всей земли первое в
Из книги автора12. Соединение планет (1523–1525) Вопреки обычной практике, астрологи предсказали, что солнечное затмение 23 августа 1523 года принёсёт добрые предзнаменования. Благосклонный Юпитер возьмёт верх над недоброжелательным Сатурном, и всё наладится. Но это было лишь затишьем перед
Из книги автораЧетырёхлетняя война (1521–1525) Пока император Карл V укреплял свои позиции, вступая в альянсы с римским папой Львом X и Генрихом VIII, Робер де ла Марк спешил к границам нынешних Голландии, Бельгии и Люксембурга вместе с Карлом, герцогом Гельдерским, а Генрих д’Альбре (Генрих II
Из книги автораБитва при Павии (1525) Для некоторых историков это событие знаменовало окончание периода Средневековья, другие отмечают это как новый этап в развитии оружия, но определённо, что речь идёт об одной из наиболее драматических битв в истории. Французы осадили Павию в конце 1524
Из книги автораВаско да Гама (ок. 1469–1524) Васко да Гама родился в городе Симсе в Португалии (провинция Алемтежу). О его детстве и ранней молодости не сохранилось каких-либо известий. Когда в 1493 году оказалось, что Колумбу удалось найти западный морской путь и Индию, португальской король
Из книги автораМеждународная крестьянская конференция Здание Коминтерна на Воздвиженке; о, это не парадные хоромы! Низкие потолки, крошечные комнатки, дощатые перегородки… Хлопают дверца и черная лестница и еще дверца, и еще черная лестница. Клетушки, переходы, домашняя теснота…
Основатель евангелическо-лютеранской церкви. Родился в Эйслебене (в Саксонии) 10 ноября 1483 года. Он происходил из крестьянского сословия, был сыном рудокопа и получил в семье строгое религиозно-нравственное воспитание. В 1501 г. он поступил в эрфуртский университет, где, изучая право (по желанию отца), занимался в то те время философскими науками, а также усвоил себе все необходимые приемы диалектики. Одновременно с этим Мартин Лютер изучал латинских классиков и вступил в близкие сношения с представителями эрфуртского гуманизма – Рубианусом и Лангом. В 1502 г. Лютер получил степень бакалавра, а в 1505 г. магистра философии.
В том же году незначительное; событие послужило толчком к перемене в жизни Лютера, положившей начало его будущей деятельности. Гроза, застигшая его в горах, произвела глубокое впечатление на его пылкую натуру; Лютер был, по собственному его выражению, «объят страхом, ниспосланным с неба», и с той поры стал мучиться сомнениями в возможности достигнуть спасения при греховности человеческой природы. Он оставил рассеянную жизнь, поступил в августинский монастырь в Эрфурте и принял священническое звание (1507). Однако, несмотря на жизнь, полную труда и покаяния, страх божественной кары не оставлял Лютера, и в тиши своей кельи он переживал не одну тяжелую минуту грусти и отчаяния. Решительный переворот в его душевном мире произвёл один старый монах, разрешивший все его сомнения простым указанием на главу об отпущении грехов. Ревностное изучение Святого Писания, с одной стороны, и беседы с приором августинского ордена, Штаупицем, с другой – содействовали укреплению в Мартине Лютере сознания о возможности достижения вечного спасения силою одной веры.
Портрет Мартина Лютера. Художник Лука Кранах Старший, 1525
Совершив в 1511 г., по поручению своего ордена, путешествие в Рим, Лютер ужаснулся, увидев глубокую испорченность католического духовенства, Тем не менее из Рима он вернулся еще верным сыном католической церкви, глубоко верующим в её безграничный авторитет. Еще до поездки в Рим Мартин Лютер начал читать во вновь учреждённом виттенбергском университете лекции об Аристотеле; сделавшись доктором теологии (1512), он начал чтения о посланиях апостола Павла, произнося в то же время частые проповеди в виттенбергских церквах на тему о Божьей благодати, достигаемой помощью веры, сделавшейся краеугольным камнем его учения.
95 тезисов Лютера (кратко)
Вскоре Лютеру представился случай открыто выступить врагом римской церкви. Злоупотребление папскими индульгенциями достигло тогда крайних пределов. Торговавший этими индульгенциями монах Тецель появился также в окрестностях Виттенберга (1517), именно в то время, когда там праздновалась годовщина освящения местной дворцовой церкви, По обычаю того времени подобные празднества сопровождались публикациями, прибивавшимися к дверям храма; Лютер воспользовался этим и прибил к церковным дверям 95 тезисов, в которых указал на различие между покаянием, как актом внутреннего, нравственного мира, и существующей церков ной системой покаяния. Успех 95 тезисов был чрезвычайный: в течение 14 дней они успели обойти всю Германию и были встречены всеобщим сочувствием. В начале 1518 г. 95 тезисов подверглись осуждению со стороны папского цензора; а в 1519 г. папский теолог Экк вызвал Мартина Лютера на публичный диспут в Лейпциге (касавшийся главным образом вопроса о главенстве папы), после которого совершился окончательный разрыв между Лютером и римской церковью.
Сожжение Лютером папской буллы
Неутомимо работая пером, Мартин Лютер стал развивать в своих сочинениях учение о праве на священство всех верующих, о религиозной свободе, о том, что церковь не нуждается в земном заместителе в лице папы, и потребовал, между прочим, причащения под обоими видами и для мирян. Эти учения и его связь с такими отъявленными врагами Рима, как Гуттен , окончательно навлекли на Лютера гнев папы. В 1520 г. появилась папская булла, отрешившая его от церкви, на которую Лютер ответил новым сочинением: «О свободе христианской личности», а буллу торжественно сжег вместе с папскими декреталиями пред воротами Виттенберга. От наказания за этот поступок Лютера спасло только заступничество курфюрста Фридриха Мудрого, бывшего до избрания Карла V наместником императорского престола.
Как в вышеупомянутом, так и в других изданных в том же году сочинениях («К христианскому дворянству немецкой нации об исправлении христианского состояния» и «О вавилонском пленении церкви») Мартин Лютер призывает христианство к борьбе против заносчивых требований папы и духовенства, требует уничтожения порабощавшей народ системы отпущения грехов и указывает на непосредственное сближение с Богом путем веры, как на единственный источник успокоения и блаженства.
Лютер на Вормсском сейме 1521 и в замке Вартбург
В 1521 г. Мартин Лютер был потребован к ответу пред императором Карлом V и рейхстагом; явившись на имперский сейм в Вормсе , он перед лицом властей и многочисленного народа смело отстаивал свое учение и решительно отклонил предложение отречься от своих идей.
Лютер на Вормсском сейме. Картина А. фон Вернера, 1877
На обратном пути, по инициативе покровителя его, саксонского курфюрста Фридриха Мудрого, на Лютера «напали» замаскированные «разбойники», привезшие его в Вартбург, где он, скрываясь под чужим именем, нашел безопасное убежище от всяких преследований и мог спокойно отдаться своей литературной и реформаторской деятельности. Здесь Лютер совершил один из капитальнейших трудов своей жизни – перевод Библии на немецкий язык.
Лютер в Вартбурге (где он жил под именем Йорга). Художник Лука Кранах Старший, 1521-1522
Реформация Мартина Лютера (кратко)
Недолго, однако, он удержался в Вартбурге. Фанатические крайности его последователей , иконоборство, нерешительность Меланхтона в виду этих событий вызвали Лютера из его убежища. Он снова появился в Виттенберге и силою горячей проповеди восстановил спокойствие, после чего ревностно отдался устройству преобразованной церкви, обнимая своей реформаторской деятельностью богослужение (которое стало производиться на немецком языке, и многие обряды которого были заменены молитвой и пением гимнов), церковное устройство, школьное дело и т. д., результатом чего явились его сочинения: «О порядке богослужения в общине», «Книга церковных песен», «Большой катехизис», «Малый катехизис» и др. Отрицая безбрачие духовенства, Мартин Лютер женился (1525) на Катарине фон Бора (тоже бывшей монахине), затем стал уничтожать монастыри, обращая их имуществе на устройство школ, больниц и пр.
Портрет Мартина Лютера и его жены Катарины Бора. Художник Лука Кранах Старший, 1525
Смелый религиозный реформатор, Лютер, однако, твердо стоял за существующий политический строй, резко осуждая всякую попытку к его изменению. Таким образом, он явился горячим противником партии Мюнцера , а во время Крестьянской войны в 1525 г. горячо осуждал действия крестьян и анабаптистов в двух сочинениях: «Призыв к миру» и «Против крестьян – грабителей и убийц». Точно также реформаторская деятельность Цвингли встретила в нем противника. Помимо религиозно-обрядовых несогласий со швейцарскими реформаторами, Мартин Лютер был крайним противником идеи вооруженная сопротивления, вследствие чего совершенно отклонил обширный план Цвингли и ландграфа гессенского относительно совместного действия всех реформационных сил для борьбы с папством и католической монархией. Окончательный разрыв между лютеранской или саксонской и южногерманской и швейцарской реформацией последовал на религиозном диспуте в Марбурге (1529) так что на аугсбургском рейхстаге 1530 г. саксонские немцы выступили уже со своим особ, исповеданием веры («Аугсбургская конфессия»), которым завершился процесс образования лютеранской церкви. Однако, и в следующие годы Лютер продолжал неутомимо работать над начатым делом, оставаясь до конца верным своим идеям: в этом духе были им составлены в 1537 г. Шмалькальденские артикулы; руководствуясь теми же идеями, он отклонил посреднические предложения в Регенсбурге в 1541 г. и приглашение на Тридентский собор в 1545 г.
Личность Лютера
Пылкий, порывистый, подчас неумеренно резкий, когда дело касалось его религиозных убеждений, в частной жизни Мартин Лютер отличался ясностью духа, добродушными юмором, веселым нравом и теплым, сострадательным отношением к людям. Внутренняя, душевная жизнь его представляла, однако, меньше спокойствия: не раз переживал он тяжелые, мрачные минуты, борясь с дьяволом, мучимый фантомами, грозившими помутить его сознание. К этому присоединялись еще частые телесные страдания, развившиеся в мучительную болезнь, которая свела его в могилу. До самой своей смерти Лютер продолжал действовать в Виттенберге в качестве проповедника. Он умер 18 февраля 1546 г. в Эйслебене, в том самом городе, где родился и куда отправился за несколько дней до смерти. Тело его похоронено в Виттенберге.
Значение Лютера
На памяти Мартина Лютера остается упрек в потворстве его высокопоставленным друзьям – князьям. Но эта слабость отчасти искупается его духовными и нравственными качествами. Не менее важны услуги, оказанные Лютером немецкой литературе. С ним начинается новый период в истории немецкого языка; слог его проповедей, брошюр, трактатов полон энергии, силы и выразительности, и потомки ценят Мартина Лютера не только, как церковного реформатора, но и как одного из популярнейших писателей Германии.
Е Лютер и крестьянская война. гг. Зимой и весной 1524 года природа словно сбилась с толку. В феврале цвели вишни и бабочки летали, как летом. В пасхальную неделю ударил мороз. Холода держались до самого лета. Посевы погибли, а к осени начался мор. В июне 1524 года восстанием в графстве Штюллииг началась Великая крестьянская война.
В течение нескольких месяцев она охватила обширную территорию от Эльзаса до Зальцбурга и от Тироля до Гарца. Основными районами активных повстанческих действий стали Швабия, Франкония и Тюрингия. Антифеодальное движение 1524- 1525 годов превосходило предшествующие крестьянские восстания и по размаху, и по степени политической сознательности. Стихийные местные недовольства быстро перерастали в действия крупных повстанческих соединений отрядов, насчитывавших порой по нескольку тысяч человек.
Целые районы отказывались от несения феодальных повинностей и под угрозой вооруженного насилия предъявляли господам свои требования. Князья пытались отсрочить их выполнение с помощью проволочек и перемирий, но наиболее революционные отряды переходили к наступательным действиям. Уже к осени 1524 года крестьянские соединения представляли собой внушительную военную силу. В Швабии, например, они превосходили войска противостоящего им княжеского союза и численностью и инициативой.
Стихийного натиска повстанческих отрядов было достаточно для того, чтобы одержать серию побед. Южногерманские дворяне спасались бегством или сдавались в плен. Их замки не выдерживали крестьянской осады. По мере развертывания военных операций стали видны, однако, и серьезные изъяны крестьянского революционного действия. Немецкий простолюдин издавна привык почтительно относиться к клятвенным заверениям, жаловательным грамотам, третейским судебным решениям.
Добившись от князей согласия па рассмотрение повстанческих петиций, крестьянские отряды нередко прекращали активные действия, а после того, как господа торжественно заверяли, что признают правомерность соответствующих требовании, вообще расходились по деревням. Это легковерие помещики использовали с циничной расчетливостью. Лицемерные обещания позволяли им сбить огонь мятежа и выиграть время, необходимое для стягивания феодально-княжеского войска Там же, с.203 Сразу после Штюллинговского восстания католики заявили вот она, лютеровская реформация! Да и сами крестьянские вожди называли Лютера своим. Ведь именно ему принадлежало сочинение с названием-лозунгом О свободе христианина. Крестьяне всерьез ожидали, что не сегодня-завтра Лютер встанет во главе народного войска. 22 августа 1524 года Лютер по предписанию саксонских князей произнес проповедь против мятежных сект, которые порождают в народе дух неповиновения и убийств. Однако вопроса о верхнегерманском восстании он не касался. Не было крестьянской темы и в сочинении О небесных пророках, опубликованном в начале 1525 года и направленном против Карлштадта и радикальных анабаптистов.
Лютер с самого начала не принял крестьянского восстания, но роль княжеского полицмейстера его совершенно не прельщала.
Он надеялся, что бедствия мятежа заставят опомниться и крестьян, и их угнетателей. Демократ по умственному складу, Лютер верил, что народ образумится первым. Он ждал документа, свидетельствующего о начавшемся отрезвлении крестьянской массы.
Однако в начале марта 1525 года в Меммингснена съезде руководителей шести швабских отрядов принимается документ, которому суждено было распространиться но всей Германии. В программе, известной под названием Двенадцати статей, крестьянские вожди, во-первых, предлагают известное обобщение свод локальных повстанческих требований, а во-вторых, пытаются обосновать их авторитетом Священного писания.
Двенадцать статей были документом умеренными сдержанным. В его преамбуле говорилось, что составители хотели бы снять с крестьян обвинение в бунтарстве и бесчинствах. Повстанцы рады были бы, если бы господа пошли нм навстречу и все было решено мирными средствами. Первая статья требовала, чтобы каждой общине было предоставлено право выбора и смещения священника. Вторая статья настаивала на отмене так называемой малой десятины, но признавала правомерность большой десятины в случае ее справедливого и подотчетного использования.
В третьей решающей по значению формулировалось требование крестьян об отмене личного крепостного права. Составители пытались обосновать это требование ссылками на Исайю, Петра и Павла. В заключении они поясняли Это не значит, что мы хотим необузданной воли и не признаем никаких властей. Мы должны жить по заповедям Но надо либо освободить нас от крепостного ига, либо евангельским словом доказать нам, что мы должны оставаться рабами. Четвертая, пятая и десятая статьи содержали просьбу крестьян о возвращении отторгнутых у них общинных земель.
Просьба обосновывалась выдержками из Библии - зачастую, увы, просто не относящимися к делу. В шестой, седьмой, восьмой, девятой и одиннадцатой статьях речь шла об ограничении барщины, а также многочисленных поборов и штрафов. В заключительной, двенадцатой статье крестьянские руководители заявляли, что согласны отступиться от любого из своих тезисов, если окажется, что он не соответствует божьему слову.
Вместе с тем они оставляли за собой право формулирования новых евангельски обоснованных народных требований. В апреле 1525 года крестьянская декларация достигла Виттепберга. В середине месяца Лютер взялся за перо. Он использовал Двенадцать статей, чтобы занять позицию судьи, возвышающегося над обеими враждующими партиями, и горькими обвинениями склонить их к гражданскому согласию. Новое сочинение реформатора называлось Призыв к миру по поводу Двенадцати статей. Оно начиналось резким и гневным обвинением господской алчности, насилия и произвола.
Первая часть Призыва доказывает, что помещики заслужили восстание, что при оголтелом гнете, который учредился и Германии в последние годы, оно есть явление естественное. Вторая часть Призыва к миру написана как суровое увещевание, обращенное к самим восставшим крестьянам. С князьями Лютер говорил на языке государственно-политической целесообразности, соответствующем их роли правителей.
К крестьянам он адресуется на языке, который их руководители сами выбрали при составлении Двенадцати статей на языке христианских заповедей. Увещевания Лютера не могли примирить повстанцев с их угнетателями. Простолюдина они должны были оттолкнуть своим равнодушием к материальному гнету князей и дворян - резким естественно-правовым обличением их самоубийственного правления. И тем не менее Лютер не только поспешил отпечатать Призыв к миру, но 20 апреля двинулся о беспокойные районы Тюрингии, чтобы лично обратиться к горожанам и крестьянам. Лютер проповедовал сначала в Штольберге, а затем в Нордхаузене, Орламюнде и Йене. Он двигался по местам, уже охваченным восстанием.
Начавшись в Мюльхаузене, оно распространилось в графство Гогенштейн, в Мансфелъд, Штольберг, Бейхлинген, Эрфурт, Альтенбург, Мейсен, Шмалькальден. Однако Мартинуса теперь плохо слушали и прерывали насмешливыми выкриками. В Штольберге на улице кто-то прошипел ему в лицо Княжеский угодник. В Нордхаузене дверь комнаты, где он остановился, вымазали дегтем.
Тем не менее, в конце апреля Лютер вторично прибыл в этот город, вновь здесь проповедовал и вновь потерпел неудачу. Новое произведение называлось Против разбойничьих и грабительских шаек крестьян. Оно легло несмываемым пятном на имя Лютера. Реформатор объявляет крестьян трижды виновными во-первых, в нарушении клятвы верности и преданности, некогда данной светским господам во-вторых, в общей преступности их кровопролитных и грабительских действий в-третьих в том, что эти тягчайшие грехи они пытаются прикрыть словами Священного писания.
Эта троякая вина делает восставших крестьян достойными смерти. Каждый, кто может, должен рубить их, душить и колоть, тайно и явно, так же, как убивают бешеную собаку Там же, с. 217 В мае 1525 года Крестьянская война вступила веною трагическую фазу. Особенно мрачными были события, развернувшиеся в Тюрингии, где крестьянами руководил известный проповедник Томас Мюнцер. Томас Мюнцер стал известен Лютеру благодаря его деятельности в Ютербоге в 1519 г. Он присутствовал и на Лейпцигском диспуте.
Затем Лютер помог ему устроиться в Цвиккау, но на некоторое время потерял его из виду. В апреле 1521 г. магистрат Цвиккау освободил Мюнцера от его обязанностей, так как он выступал в своих проповедях против богатых владельцев ткацких мастерских и в городе опасались волнений. Из Цвиккау Мюнцер направился в Прагу, надеясь, вероятно, соединиться с гуситами и таким образом содействовать развитию Реформации.
Однако к его разочарованию он должен был вскоре покинуть и этот город. Начинающаяся Реформация временно объединила Лютера и Мюнцера. Однако в ходе дальнейшего развития Реформации, по мере ее радикализации и дифференциации они вступили на различные, идущие в противоположном направлении пути, на которых пришли не только к различным позициям, но и оказались в непримиримом противоречии друг с другом. Мюнцер учил Бог жив. Он открылся не только в Библии, Он и сегодня говорит в сердцах верующих.
Однако услышать этот может только тот, чье сердце не привязано к богатствам этого мира. Это прежде всего относится бедным, но бедным не духовно, а материально. Если Бог еще и сегодня говорит указанным образом, то меняется представление о значении Библии она перестает быть единственным средством познать волю Божию. Таким образом, религиозное мышление переходит на другой путь, оно освобождается от авторитета признанных университетских теологов, ибо ученость перестает служить обязательной предпосылкой правильного толкования Библии, к тому же надо было считаться и с тем, что Бог откроет, быть может, что-либо новое, еще не известное из Библии.
Тем самым был открыт путь для принципиально нового. Для процесса радикализации реформаторского движения это означало прежде всего, что на этом пути народное движение может получить самостоятельность и освободиться от идеологической гегемонии интеллигенции Брендлер, Г. Мартин Лютер теология и революция, СПб, 2000 г -366с с. 231 Мюнцеровское понимание Библии было иным, чем лютеровское.
Он защищал иную теологию. В проповеди перед князьями Мюнцер провозгласил, что скоро предстоит падение старого мира с его несправедливым устройством. Он обосновал это видением из книги Даниила в Ветхом Завете предсказанием Апокалипсиса о гибели царств и наступлении царства Мессии. Пять царств следовали в истории друг за другом. Первым было вавилонское царство, вторым - мидийское и персидское, третьим - греческое, четвертым - римское.
Пятое же - является, теперешним царством, полным грязи и лицемерия. Таковы были отличия во взглядах двух крупнейших деятелей Реформации. 13 мая под Франкенхаузеном восьми тысячам повстанцев, плохо вооруженных и не имевших серьезного военного опыта, противостояло 2500 рейтаров и 5 тысяч регулярной наемной пехоты. 14 мая крестьяне еще выстояли против конницы ландграфа, но на следующий день были коварно обмануты и разбиты. Шесть тысяч крестьян, плебеев и франкенхаузенских бюргеров остались лежать на поле сражения. 27 мая на эшафоте пала голова Томаса Мюнцера.
Насилия и зверства помещиков-карателей превзошли все, что приписывала разбойничьим крестьянским шайкам самая оголтелая обывательская молва. В Мюльхаузене лобное место не успевало просыхать от крови на плаху волокли по малейшему подозрению. За несколько недель в сражениях и расправах в Германии было убито более ста тысяч крестьян. Таковы были итоги той бесчеловечной кровавой бойни. После подавления восстания привлечь к ответственности главного виновника беспорядков, который с недавнего времени лицемерно выдаст себя за их яростного противника. Покоя не будет, покуда немецкий мирянин не перестанет самостоятельно судить о Писании и не вернется в блаженное состояние умственного спокойствия, которого лишил его Лютер. Та же мысль проводилась и в католических сочинениях, рассчитанных на простолюдина.
Меланхтон был встревожен. Он считал, что надо возражать, оправдываться, еще и еще раз повторить лютеранские антиповстанческие декларации.
Между тем в самом Лютере не было ни прежнего полемического ныла, ни тревоги за престиж виттенбергской партии. В последние месяцы Крестьянской войны им овладело ощущение никчемности всех масштабных замыслов, всех действий, рассчитанных на общественное одобрение пли порицание.
Конец работы -
Эта тема принадлежит разделу:
Лютеранская реформация в Германии
Тема немецкой Реформации для данной работы выбрана отнюдь не случайно. Прежде всего, потому что именно с неё началось движение против произвола.. Идеи протестантизма способствовали формированию более активной жизненной позиции, нежели догматические установки..
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ:
Что будем делать с полученным материалом:
Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Сверено по книге "По книге "История Европы" часть 3 Глава 5 "Крестьянская война в Германии"
слева сверху указаны страницы
Выступление Лютера с его тезисами, по образному выражению Энгельса, произвело "воспламеняющее действие, подобное удару молнии в бочку пороха" . Оно дало толчок широкому движению, которое было названо Реформацией,- потомки увидели в нем первую раннебуржуазную революцию.
Казалось, страна только и ждала сигнала, чтобы подняться, расправить плечи и провозгласить на весь свет право не терпеть дольше ненавистное иго папистов, порвать сеть лжеучений и корысти, наброшенной Римом, этой новой блудницей вавилонской, на многострадальный народ. Никогда ранее немецкие земли не переживали такой поры надежд, энтузиазма, веры в быстрое и радикальное обновление. Как бы ни отличались чаяния разных сословий, поборники реформы на первом этапе выступали сообща.
Но воодушевление, принимаемое за единство, продолжалось недолго. Ненависть против Рима заставила на какое-то время забыть о различии интересов, однако, чем шире становился круг вовлеченных в движение, тем явственнее давали о себе знать противоречия и несхожие цели. Когда преследовали торговцев индульгенциями или растаскивали церковное имущество, то делали это не только из вражды к римской курии, но и из неприязни к собственному клиру, который жил припеваючи, освящая неправедные порядки. Религиозная поначалу борьба с "христопродавцами", находившимися у Рима в услужении, очень скоро обнаружила свои социальные корни.
Лютер, не желая того, пробудил страсти, которые его устрашили. Народ по-своему истолковывал "христианскую свободу" и требовал решительным образом изменить условия жизни. Такое "плотское" понимание Евангелия, все больше овладевавшее умами, угрожало господству феодалов. Разбить феодальные оковы стремились не только обездоленные крестьяне и плебеи, но и люди, втянутые в раннекапиталистические отношения,- горнорабочие, да и сами предприниматели. Социальные, экономические, политические и религиозные предпосылки этого революционного движения имели глубокие корни.
А самой Крестьянской войне предшествовали цепь выступлений крестьян, заговоры и бунты. Особый размах получили они в немецких землях в конце XV - начале XVI в.
Во Франконии в 1476 г. пастух Ганс Бёхайм возвестил о явлении Богородицы: она-де обещала, что впредь не будет ни властей, ни налогов, а леса, воды и пастбища станут принадлежать всем. Его проповеди собирали десятки тысяч людей. Местный епископ, боясь вооруженного выступления, велел схватить пророка и перебить вожаков. Бёхайма сожгли. А 17 лет спустя в Эльзасе возникло новое движение. Символом борьбы, как и в прежние времена, стал крестьянский башмак. Заговор был раскрыт, за-
чинщиков казнили. Через 10 лет Иосс Фриц, крепостной епископа Шпейерского, создал тайную организацию, охватившую и соседние земли. Целью ее было всеобщее восстание крестьян. Предатель выдал заговорщиков, но Иосс Фриц скрылся.
Центр нового союза "Башмака" возник в 1513 г. в Брейсгау. Здесь Иосс Фриц выдвинул более умеренную программу, желая, вероятно, придать движению больший размах. Поборы и повинности надо свести к минимуму, да и претендовать на них может лишь тот, кто издавна обладал тут правом юрисдикции. Охотиться, ловить рыбу и пользоваться общинными угодьями надлежит всем. Прирожденный конспиратор, он умело плел заговор, но и на этот раз его погубила измена. Хотя сам он избежал ареста, 13 его единомышленников поплатились жизнью.
В 1514 г. в Вюртемберге вспыхнул бунт, подготовленный тайным обществом "Бедный Конрад". Его вожак Ба-стиан Гугель ратовал против захвата господами общинных угодий и судебного произвола. В борьбе с дворянством он рассчитывал на помощь городов, но потерпел разгром.
Тремя годами позже на Верхнем Рейне возник еще один союз "Башмака". Иосс Фриц переменил тактику: от широкой вербовки на ограниченной территории он перешел к строгому отбору заговорщиков сразу в разных местностях. Программа выражала наиболее общие требования крестьян, ибо в движение были вовлечены земли, весьма несхожие по своим условиям. Но все опять сорвалось: власти узнали о заговоре.
Основная идея союзов "Башмака" - необходимость могучей тайной организации для насильственного ниспровержения угнетателей - была подхвачена Томасом Мюнцером и сыграла важную роль в канун Крестьянской войны.
С именем Мюнцера, этой "самой величественной фигуры" всей Крестьянской войны, связаны не только ее наиболее драматические события, но и наиболее значительные идейные столкновения, предшествовавшие великому восстанию. Если Лютер был духовным вождем умеренного бюргерско-реформаторского крыла, то Мюнцер возглавлял революционный крестьянско-плебейский лагерь. Он - один из главных создателей того радикального течения в реформационном движении, которое принято считать народной реформацией.
Мюнцер принадлежал к числу образованнейших людей своего времени. Он рано познакомился с учениями Лютера и стал горячим его приверженцем. Направленный Лютером в качестве проповедника в Ютербог, он и там резко выступал против мирских устремлений духовенства. После Лейпцигского диспута (см. ч. III, гл. 1), когда Экк пытался доказать близость лютеровских воззрений ереси Гуса, Мюнцер часто думал о Чехии как о стране, где возникнет новая апостольская церковь.
При содействии Лютера в мае 1520 г. он начал проповедовать в Цвик-кау (Саксония). Магистрат одобрительно относился к нападкам на францисканцев. Но как только в проповедях зазвучал призыв к радикальным преобразованиям, находивший отклик среди подмастерьев и окрестных крестьян, ему объявили об увольнении и бросили в тюрьму его ярых сторонников. Было ясно, что Мюнцер стал отходить от Лютера. Он не хотел соглашаться, что лишь Библия - источник откровения. Неужели после времен апостолов Господь обрек себя на молчание? Нет, и теперь он говорит с истинно верующими. Услышать его голос может даже тот, кто не знает грамоты.
Вынужденный покинуть Цвиккау, Мюнцер отправился в Прагу. Надежды приобщиться там к духу гуситов не оправдались, но Мюнцер отчетливее определил собственную позицию. Он обличал попов, которые, наглотавшись мертвых слов Библии, изрыгают бедному люду книжную, ложную веру. Полагаться надо на "внутреннее слово": Господь, открывая волю свою, пишет его в сердцах верующих. "В недалеком будущем власть на веки вечные перейдет к народу",- провозглашал он в "Пражском манифесте".
Весной 1523 г. Мюнцер получил место священника в Альштедте, маленьком саксонском городе. Слушать его проповеди приходили издалека, даже горнорабочие с мансфельдских рудников. Создав "Немецкую евангелическую мессу", Мюнцер вел богослужение на родном языке: оно должно было, возвышая человека, сделать его способным постичь слово Божие и подготовить к борьбе с теми, кто попирает Евангелие. Необходимо отвратить людей от жажды суетного богатства. Страждущему бедняку это легче, чем сильным мира сего. Мысль, высказанная в "Пражском манифесте", звучит еще настойчивее: простой народ должен взять дело преобразований в собственные руки.
Отход от лютерова учения становился все очевиднее. Идеи, разрабатываемые Мюнцером, вносили в движение дух решительности и страстного нетерпения. Разрыв с бюргерско-умеренной реформацией Лютера был неизбежен.
В марте 1524 г. сторонники Мюнцера разрушили часовню вблизи Аль-штедта. Наихудшие опасения властей подтвердились: смутьяны не остановились перед применением силы. Тем временем Мюнцер объединял своих приверженцев. Он организовал "Союз избранных" из 30 человек; месяца три спустя их насчитывалось больше 500. Среди них было немало мансфельдских горнорабочих. Заурядный Альштедт стал независимым и грозным центром радикального понимания Реформации. Из Южной Германии приходили вести об участившихся крестьянских выступлениях. Мюнцер упорно создавал тайные союзы своих единомышленников, сознавая неминуемость столкновения.
Католическое духовенство вело с реформаторами ожесточенную полемику, но большего успеха не добилось. Лишь когда многие города осуществили провозглашенные Лютером преобразования, серьезность положения потребовала решительных действий. Князья церкви и правители, верные католичеству, принялись поспешно собирать силы.
Чем яснее становилось, что Лютер взял на себя роль защитника угнетателей, тем острее ощущал Мюнцер необходимость выступить против него печатно. В Альштедте он начал писать "Разоблачение ложной веры". Книжники желают сохранить за собой исключительное право судить о вероучении. Они делают все, чтобы народ, которому так горько дается хлеб насущный, оставался темным. Миром правят тираны, но скоро они будут низложены, сколько бы Лютер ни призывал к покорности властям. Люди из народа должны осознать, что истинная вера внутри их, что они хозяева собственной судьбы. Время, когда мир будет очищен от безбожных властителей, уже пришло.
Внезапно в Альштедт на проповедь явились герцог Иоганн Саксонский с сыном. Толкуя отрывок из книги пророка Даниила, Мюнцер высказал главную свою мысль: тиранов, противящихся воле Божьей, следует низвергнуть. Нечестивцы, угнетающие и обманывающие народ, не имеют права жить. Князья должны способствовать их искоренению, иначе они лишатся власти.
"Проповедь перед князьями" напечатали, но вскоре Мюнцеру пришлось покинуть Альштедт: Лютер не жалел сил, чтобы восстановить против него властителей Саксонии. Мюнцер нашел прибежище в богатом имперском городе Мюльхаузене. Здесь при его участии были составлены статьи с требованием перемен: новый магистрат, памятуя о страхе перед Господом, должен покончить с произволом, угнетением, разгулом корыстолюбия. Все это противно Божьему праву. Даже в суде надлежит руководствоваться Евангелием.
Хотя цехи одобрили эти требования, осуществлены они так и не были. Магистрат пребывал в нерешительности. Наиболее влиятельные его члены, опираясь на зажиточных крестьян округи, добились высылки сеющих смуту проповедников. Но все-таки в Мюльхаузене свыше 200 человек вступили в основанный Мюнцером союз.
Ему была ясна подстрекательская роль Лютера, который добивался его изгнания из Альштедта и Мюльхаузена. Теперь, когда все чаще приходили вести о выступлениях крестьян в Южной Германии, а Лютеровы пособники навязывали народу искаженное понимание Евангелия, обличение книжников стало наипервейшей задачей. Рукописи двух своих памфлетов - "Разоблачение ложной веры" и "Ответ лишенной духа, сладко живущей Плоти виттенбергской" - Мюнцер отправил печатать в Нюрнберг.
Доктор Люгнер (т. е. Лжец), писал он в "Ответе", высмеивает истинный дух веры и прикрывается Библией, словно фиговым листком. Он науськивает власти на воров и разбойников, но умалчивает об источнике преступлений. Главная причина воровства и разбоя - господа и князья, которые присвоили себе все - рыб в воде, птиц в небесах, злаки на земле. Они твердят "Не укради!", сами же дерут три шкуры с пахарей и ремесленников. Но если кто посягнет хоть на каплю господской собственности, его тащат на виселицу. А доктор Люгнер благословляет палачей. Многие радуются, что не надо платить попам налогов, и не видят, что стало в тысячу раз хуже. Лютер, проповедуя покорность, не хочет трогать князей, хотя они больше остальных заслуживают кары, ибо не хотят уничтожить корень возмущения. Однако народ, раскусив нового папу, поднимется против тиранов: "Народ станет свободным, и один лишь Бог будет над ним господином!"
После изгнания из Мюльхаузена Мюнцер через Южную Тюрингию, Нюрнберг и Базель отправился в Шварцвальд. В Верхней Германии он пробыл несколько недель. Хотя мало прямых свидетельств о его роли в крестьянских выступлениях, идеи Мюнцера, несомненно, оказали и там свое революционизирующее влияние.
Мир накануне переворота, подготовленного всем ходом истории. Его можно осуществить без кровопролития, если неправедные люди откажутся от захваченных привилегий и согласятся жить по Божьему праву, вступив в "Христианское объединение".
Дабы привлечь на свою сторону князей и дворян, Мюнцер признавал, что, подчинившись "Христианскому объединению", они смогут рассчитывать на долю конфискованного церковного имущества. Эта уступка делалась, скорее всего, из тактических соображений. Поскольку невелика надежда на осуществление переворота мирными средствами, надо готовиться к низложению тиранов, организуя разветвленную сеть "Союза избранных". От ближайших единомышленников, членов тайного союза, Мюнцер
не скрывал цели движения: "Все суть общее, и каждому должно быть выделено по нужде его... Если какой князь, граф или господин не захотят этого делать... им следует отрубить голову или повесить".
Конечная цель, разумеется, не исключала постепенности ее достижения. Если установление царства Божьего на земле мыслилось как результат переворота, то первый этап его и состоял в захвате народом власти. Видя потенциальную силу простого люда, Мюнцер не склонен был его идеализировать: он опасался, как бы тяга к мирским благам не погубила святого дела.
Социально-политическая программа Мюнцера была неотделима от его философии и богословия. Признавая за каждым истинно верующим право не только толковать Писание, но и "говорить с Богом", он освобождал человека от многовекового порабощения церковью и от притязаний новоявленных книжников на духовную власть.
"...Под царством божьим,- писал Энгельс,- Мюнцер понимал не что иное, как общественный строй, в котором больше не будет существовать ни классовых различий, ни частной собственности, ни обособленной, противостоящей членам общества и чуждой им государственной власти. Все существующие власти, в случае если они не подчинятся революции и не примкнут к ней, должны быть низложены, все промыслы и имущества становятся общими, устанавливается самое полное равенство".
Перед началом Крестьянской войны во многих немецких землях царили тревога и ожидание беды. Часто вспоминали давнее пророчество: "Кто в двадцать третьем году не умрет, в двадцать четвертом не утонет, а в двадцать пятом не будет убит, тот скажет, что с ним произошло чудо".
Искра, от которой занялось пламя, сверкнула в ландграфстве Штю-линген, на Верхнем Рейне. Год выдался очень тяжелым. Закрома были пусты. А господа не помышляли о каких-либо послаблениях, напротив, придумывали все новые повинности и поборы. Крестьяне хотели только одного: отмены "новшеств", которые дополнительным бременем ложились на их спины.
Штюлингенским беспорядкам власти сначала не придали серьезного значения. Однако вскоре обнаружилось, что смутьяны призывают громить монастыри, не платить налогов и не работать на барщине, поскольку Бог создал всех равными и никто не обязан быть в услужении у другого. Дух непокорности овладел многими деревнями, лежащими между Верхним Рейном и Верхним Дунаем. На сходках составлялись жалобы, где были перечислены акты произвола и беззакония, чинимые господами. Особенно возмущали попытки увеличить барщину и рассматривать всех крестьян как крепостных.
Стремление посулами и обманом положить конец смуте не принесло большого успеха. Крестьяне, вооружаясь, стали собираться в отряды. Особую тревогу властей вызывала возможность союза взбунтовавшихся мужиков с вероотступниками, нашедшими пристанище в соседних городах.
В начале октября 1524 г. восстали крестьяне Хегау. Вскоре к ним присоединились прозревшие штюлингенцы. В ноябре смута охватила и Клеттгау. "Тяжело смотреть на все, что тут происходит,- доносили габсбургским властям,- и можно опасаться, что дело дойдет до великой междоусобицы. Здесь все очень дико, странно и тревожно".
В том, что попытки расколоть восставших окончились безрезультатно, важную роль сыграл Мюнцер. Поздней осенью 1524 г. он появился в землях, охваченных волнениями, и убеждал крестьян, что кровопролития можно избежать, если господа подчинятся общине. В противном случае их надобно сбросить с престола.
Волнения уже охватили большие районы. Крестьяне собирались в отряды и требовали "Божьего права". О нем повсюду рьяно спорили. Часто мысль о необходимости коренных перемен тонула среди мелких требований и личных обид. Даже выбрав вождя и развернув знамя, мужики часто не знали, что им делать. Как добиваться правды? Жечь поместья или ждать, пока господа, устрашенные поднимающейся бурей, согласятся на уступки? Выгонять их силой из замков или увещевать?
С первых дней пребывания на юге Мюнцер отдавал все силы тому, чтобы его идеи стали ясны крестьянам. Суть "Божьего права" - в признании главным принципа общей пользы. Осуществить же его может только насильственный переворот. Именно такое толкование "Божьего права" и сольет разрозненные крестьянские бунты в единый и всесокрушающий поток великого восстания.
Расхождения относительно конечных целей борьбы еще острее выявили необходимость общей программы. Нельзя было допустить, чтобы различные местные требования, сколь бы оправданными они ни были, помешали крестьянам увидеть перед собой основную цель - завоевание власти народом. Мюнцер и его единомышленники прекрасно это понимали. Их программа была программой борьбы. Она не должна была заменять те статьи, в которых крестьяне разных районов сводят свои требования. Поэтому статьи, возникающие из местных жалоб, следовало предварить введением, где изложены принципы, коих необходимо держаться всюду. Программа называлась "Статейным письмом". Точно определить время его создания нельзя, не говоря уже о трудности выбора между разночтениями, касающимися отношения к господам, согласным вступить в "Христианское объединение": надо ли смотреть на них, как и на остальных "благочестивых людей" или как на "чужаков". Нелегко понять, в какой степени "Статейное письмо" было декларацией полного социального переворота, а в какой отвечало революционной тактике, которая на первых порах должна была способствовать принятию неотложных крестьянских требований.
В Южном Шварцвальде Мюнцер провел, по-видимому, несколько недель между ноябрем 1524 г. и январем 1525 г. Сохранились лишь списки "Статейного письма", которые в начале мая 1525 г. были переданы городам Виллинген и Фрейбург (Брейсгау), дабы склонить их присоединиться к "Христианскому объединению". "Так как по сей день на бедного простого человека в городах и деревнях вопреки Богу и всяческой справедливости налагались великие тяготы духовными и светскими господами... то отсюда следует, что такие обузы и тяготы ни нести, ни терпеть дольше невозможно, если только простой бедный человек не хочет всецело обречь себя и своих потомков на полное нищенство. Посему провозглашаемое намерение этого христианского объединения состоит в том, чтобы с Божьей помощью освободиться, насколько это возможно, безо всякого применения меча и кровопролития, что, вероятно, не может быть осуществлено, разве только с братским увещеванием и объединением во всех надлежащих вещах, относящихся к общей христианской пользе..."
Далее обосновывается необходимость "братского увещевания", поскольку вступить в "Христианское объединение" предлагается не только "друзьям и любезным соседям", но и господам. Тем, кто откажется участвовать в "Христианском объединении", грозит "светское отлучение". Никто с ними не будет иметь дела ни на работе, ни во время досуга. Любое общение с ними будет запрещено, и смотреть на них станут как на отсеченную часть тела. Поскольку всякое предательство, угнетение и порча исходят из замков, монастырей и поповских имений, на них тотчас же налагается "светское отлучение". Если же дворяне, монахи и попы добровольно от них откажутся, переселятся в обычные дома и захотят вступить в "Христианское объединение", то их примут со всем имуществом. Все,
что надлежит им по "Божьему праву", они должны получить без ущерба.
"Светское отлучение" - грозное оружие. Оно призвано заставить господ не противиться справедливым требованиям. "Христианское объединение" рассматривается как инструмент далеко идущих преобразований, которые облегчат положение "бедного простого люда" городов и деревень сообразно с общей христианской пользой и "Божьим правом".
С наступлением весны 1525 г. крестьянские волнения в Верхней Швабии заметно усилились. Крестьяне Кемптенского аббатства, изверившись в том, что их жалобы могут быть удовлетворены юридическим путем, взялись за оружие. К ним присоединились жители многих других деревень Альгау. Теперь речь шла уже не о ликвидации злоупотреблений, а о необходимости осуществить "Божье право". Радикальное его толкование звало к сокрушению монастырей и замков как оплотов угнетения. Уполномоченные Швабского союза - учрежденного еще в конце XV в. альянса феодалов и имперских городов Юго-Западной Германии - пытались выиграть время, склонив повстанцев к переговорам. Но замысел их был разгадан. 24 февраля в Обердорфе посланцы крестьян провозгласили создание "Христианского объединения Альгау". Если первоначально вступление в него предполагалось добровольным, то тремя днями позже в Лейбасе из-за слухов о приближающемся войске Швабского союза крестьяне решили использовать принуждение.
К началу марта только в Верхней Швабии отряды восставших насчитывали более 40 тыс. человек. Но чем многочисленнее становились жалобы и наказы, принимаемые в лагерях повстанцев и на деревенских сходках, тем резче ощущалось отсутствие единства. Из массы разрозненных настояний надо было выделить самые существенные, чтобы создать программу, приемлемую для большинства.
С этой целью Ульрих Шмид, предводитель бальтрингенского отряда, обратился к двум подходящим "ученым мужам". Оба они, проповедник Шаппелер и скорняк-подмастерье Лотцер, находившиеся под влиянием идей Цвингли, составили главный программный документ Крестьянской войны, который сокращенно называют "12 статьями".
Ссылки на Священное писание должны были показать, что собранные воедино и обобщенные требования не противоречат Евангелию. Во Введении решительно отметался упрек в том, будто крестьяне повинны в мятеже,- действуют они лишь по воле Божьей. Первая статья была проникнута духом Реформации. Священник, которого выбирает община, обязан возвещать истинное Евангелие и вести себя подобающим образом под угрозой смещения. Содержать его следует за счет "большой десятины", вносимой зерном (ст. 2).
Крестьяне требовали отмены крепостного состояния и связанного с ним посмертного побора с наследства (ст. 3 и 11). Охота, рыбная ловля и пользование лесом должны перестать быть привилегией господ (ст. 4 и 5). Захваченные общинные земли, поля и луга надлежит вернуть общине (ст. 10). "Малую десятину" - десятину с овощей и скота - необходимо отменить (ст. 2), а также сократить повинности и оброк (ст. 6-8), поскольку их постоянное увеличение противно слову Божьему. Наказания, выносимые судом, должны покоиться на писаных уложениях, а не на произволе (ст. 9).
Восстановление прав общины - возврат общинных земель, обеспечение ее самоуправления, право выбирать священника -приобретало не только экономическое, но и политическое звучание. Однако воинственным духом "12 статей" не отличались: крестьяне готовы отказаться от любых требований, если им на основании Библии будет доказана их неправомерность. Допускалось также пополнение программы новыми статьями, коль па то подвигнет истинное понимание Евангелия (ст. 12).
Энгельс подчеркнул принципиальное различие между "12 статьями" и "Статейным письмом": хотя все современники приписывали Мюнцеру обе программы, "несомненно, что он не был автором, во всяком случае, первого документа". Энгельс не исключал возможности того, что Мюнцер не был автором и "Статейного письма". Для Энгельса важнее другое - обоснование тезиса о существовании двух "партий" среди восставших: "Революционная партия выдвинула свою программу еще раньше (т. е. до "12 статей",- А. Ш.) в "Статейном письме"...".
При всей умеренности "12 статей" звучавшая в них убежденность в том, что Господь скоро вызволит из плена взывающих к нему людей, воспринималась многими как оправдание мятежа. Само понимание Божьей воли как намерения освободить "бедного простого человека" от непомерного бремени поднимало в народе боевой дух. А стремление выйти за пределы местных интересов, придав жалобам и наказам обобщенный характер, способствовало сплочению. Составители "12 статей" хорошо знали чаяния большинства крестьян и удачно их выразили. Не случайно во время Крестьянской войны эта программа была напечатана не менее 25 раз.
"12 статей" стали самым распространенным программным документом мятежного крестьянства, ибо составлены так, чтобы одобрить их могли и крестьяне других охваченных восстанием районов. Одни - потому, что видели в них полное выражение своих жалоб, другие - потому, что расценивали их как тот минимум, достижение которого не исключало и более радикальных требований. Осуществление "12 статей" сильно подорвало бы материальные основы феодального господства. Крестьянам это принесло бы экономическое облегчение, повышение их социального статуса; возрос бы политический вес сельских общин. В деревне, да и не только в деревне, была бы ослаблена власть феодалов, укрепилось бы положение крестьян как простых товаропроизводителей - все это благоприятствовало бы проникновению капиталистических отношений в сельское хозяйство и развитию производительных сил.
Весной 1525 г. вооруженные отряды франконских крестьян все больше набирали мощь. Во многих местах пылали замки и монастыри. Казнь графа Людвига фон Хельфенштейна, который пытался мечом усмирить смутьянов, и группы его приближенных повергла господ в ужас. Решительные действия повстанцев долины Неккара во главе с Якобом Рорба-хом вызвали тревогу городского патрициата. Играя на противоречиях в лагере восставших, "отцы" Хайльбронна посеяли рознь и оживили среди них примиренческие настроения. Городской патрициат стремился потопить опасные требования крестьян в широкой программе реформ и достичь полюбовного соглашения с дворянством.
Не столько необходимость свести воедино требования различных отрядов Франконии, сколько стремление выработать программу, которая стала бы основой для общеимперской реформы, будто бы одинаково приемлемой для всех сословий, выдвинуло в Хайльбронне на первый план Венде-ля Гиплера, многоопытного служилого человека, примкнувшего к восставшим. Он воспользовался проектом, который был прислан ему Фридрихом Вайгандтом, бывшим прежде казначеем в Майнце. Светским господам, обязанным верно служить Империи, охранять бедных и защищать слово Божье, будут пожалованы лены, чтобы обеспечить им достойные доходы. Место действующего мирского права займет право Божье и естественное, дабы оно стало доступно и беднякам. Все суды должны состоять исключительно из мирян: председательствует всегда кто-либо из знати, но большинство членов суда - бюргеры и крестьяне.
Особая забота наряду с судопроизводством проявляется и о торговле. Пора покончить с неуемным своекорыстием, запретить большие торговые компании, гарантировать безопасность передвижения, ввести единую для всей Германии монетную систему, единые меры и вес. Из государственных налогов таможенную пошлину надлежит исключить совсем, а дорожную подать уменьшить и использовать только для строительства дорог. Платить налог непосредственно императору лишь раз в 6 лет. Все поземельные поборы могут быть выкуплены при единовременном вносе их 20-кратной суммы. Собственники капиталов должны ссужать свободные деньги магистратам под 4%, дабы те одалживали их нуждающимся под 5%. Таким путем будет покончено и с налоговым закабалением крестьян.
Дворянству, отмечал Энгельс, "были сделаны уступки, весьма приближавшиеся к современным выкупам и ведущие в конечном счете к превращению феодальной земельной собственности в буржуазную".
По существу Хайльброннская программа была бюргерской утопией, предвосхищением ряда тех завоеваний буржуазии, которые осуществились в Германии лишь во второй половине XIX в.
В середине мая 1525 г., когда собравшийся в Хайльбронне "крестьянский парламент" едва начал свою работу, гонцы принесли весть о разгроме вюртембергских повстанцев под Бёблингеном. Трухзес, военачальник Швабского союза, шел на Хайльбронн. Крестьянским вожакам было теперь не до обсуждения будущего государственного устройства. Они в спешке разъехались.
Патрициат Хайльбронна, решившись на измену, вступил в тайные сношения с Трухзесом. Гиплер бежал. Войска карателей жгли деревни и беспощадно расправлялись с бунтовщиками.
Хотя в отдельных местах крестьяне и добивались кратковременного успеха, отряды их все чаще терпели поражение. И пожалуй, в большей степени, чем недостаток организованности, здесь сказывалось отсутствие подлинной поддержки со стороны горожан. Среди повстанцев было немало городских плебеев, но сами города с их материальными ресурсами, артиллерией, боеприпасами, с изрядным числом опытных в военном деле людей, как правило, на сторону восстания не переходили. Вооруженные выступления крестьян во многих случаях служили толчком для усиления социальной борьбы внутри городов. Однако это обстоятельство сыграло и определенную сдерживающую роль. Антифеодальные устремления далеко не всегда находили отклик у бюргерства: патрициат боялся, как бы радикализм отдельных крестьянских требований не поднял городские низы и не покончил с их собственной властью.
В начале волнений, как это было в Вальдсхуте и Штюлингене, многие горожане считали возможным выступать совместно с крестьянами. Когда же восстание охватило обширные районы Шварцвальда и Верхней Швабии, яснее проявилась противоречивость позиции горожан.
Различное отношение городов к крестьянскому движению в значительной степени объяснялось тем, эксплуатировали ли они сами окрестных крестьян или же имели общие интересы с соседними сельскими общинами. Маленькие города, тесно связанные с округой хозяйственными нуждами, чаще всего присоединялись к восставшим.
Подобное же повторилось во Франконии и в других местностях: крестьяне не могли рассчитывать на действенную поддержку городов, хотя в отдельных районах значительное число их жителей вливалось в отряды повстанцев. Но даже весной 1525 г., в период подъема Крестьянской войны, большинство горожан не хотели участвовать в борьбе, коль скоро цели ее выходили за пределы реформационного движения.
Разумеется, позиция Лютера сыграла огромную роль в городах, где у власти оказались его приверженцы. В "Призыве к миру на основе 12 статей" он еще выступал как примиритель. Лютер обращался к "любезным друзьям-крестьянам", хулил господ, а особенно "слепых" епископов и "сумасбродных" монахов. В их злодействах - главная причина смуты. Господам необходимо согласиться на уступки. Из статей самая справедливая - первая, где крестьяне ратуют за право выбирать себе священника. Кое в чем они правы, но это не означает, что надо принимать все статьи. От чрезмерных требований должно отказаться. Дело следует уладить миром, положившись на третейский суд из городских советников и графов.
Грех мужикам, увещевал их Лютер, ссылаться на Христа, когда они идут наперекор Писанию, применяют силу и не подчиняются властям. Нельзя понимать Евангелие плотски, нельзя смешивать мирское царство с небесным. Если это произойдет, то Германия надолго будет ввергнута в хаос. Мирское царство не может существовать без неравенства: одни должны быть свободными, другие - подчиненными, одни - господами, другие - подданными. Даже крепостная зависимость не мешает человеку пользоваться христианской свободой. Он должен думать о Боге и спа-сении души, ибо царство Христа не от мира сего. Истинно верующий любую несправедливость обязан сносить терпеливо, пуще всего остерегаясь непослушания и мятежа.
В Эльзасе и городах Западной Германии восстание ширилось. В Шварцвальде после сравнительного затишья снова вспыхнул бунт. На землях Эльзаса, где жива была память о прежних крестьянских выступлениях, проповеди поборников Реформации воспринимались зачастую как оправдание мятежа: "Божье право" требует первым делом освободить народ от угнетения. Даже из Цаберна, где находилась резиденция епископа Страсбургского, клирикам, хранившим верность Риму, пришлось убраться. За короткое время под знамя повстанцев собрались тысячи людей. Во главе их стоял Эразм Гербер. Безграмотный ремесленник, он был превосходным организатором, и вскоре многие эльзасские города подчинились крестьянам. Монастырям не было пощады. Священники, попадавшие в руки бунтарей, должны были письменно свидетельствовать, что они проповедовали лжеучение. Повстанцы, принуждая города к сдаче, обещали никому, кроме духовенства, не чинить обиды. Правда, ростовщики вызывали у них не меньшую вражду, чем паписты.
Если в начале восстания общей программой всех отрядов были "12 статей", то вскоре многим они стали казаться слишком умеренными. Вслед за монастырями принялись и за поместья дворян. Вековая ненависть к угнетателям воплотилась в давнем призыве: никто не должен стоять над народом, кроме Бога и императора. Только последнему надлежит платить подать.
Ни епископ, ни дворяне не могли противопоставить восставшим сколько-нибудь значительной военной силы. Попытки выиграть время тоже ни к чему не привели. Буцер и другие видные евангелические проповедники Страсбурга тщетно пытались убедить повстанцев, что истинное Евангелие воспрещает мятеж. Правителям Эльзаса оставалось последнее средство - призвать чужеземцев. Герцог Антон Лотарингский решил помочь соседям своим сильным войском. Он шел против непокорных мужиков, словно в крестовый поход: в сопровождении кардинала, апостолического комиссара и толпы клириков. Уничтожив несколько крестьянских отрядов, он окружил Цаберн, недавно захваченный восставшими. Все призывы Гер-бера о помощи были напрасны. Герцог же настаивал на сдаче. А когда 16 мая безоружные люди вышли из города, ландскнехты учинили резню, страшнейшую за всю историю Крестьянской войны: перебито было 18 тыс. человек.
Эта бойня, как и вести о разгроме тюрингских отрядов под Франкен-хаузеном, укрепила позиции тех, кто искал мира. Движения в городах Западной Германии, особенно значительные во Франкфурте и Майнце, пусть и возникшие под влиянием крестьянских выступлений на Юге, были порождены бюргерской оппозицией и острием своим направлены против духовенства: община настаивала на праве избирать священника, монастыри распускались, часть десятины отводилась на общественные нужды, клирикам запрещалось скупать имения мирян, духовные лица, занимавшиеся ремеслом, обязывались делать в пользу цеха соответствующие отчисления. Хотя ряд требований касался непомерной власти магистрата и облегчения положения "простого люда", эти движения, как правило, не выходили за пределы умеренной реформации.
Чем шире распространялось восстание крестьян Верхней Швабии, тем чаще в горных областях Австрии появлялись их эмиссары, чтобы подбить соседей присоединиться к бунту. Некоторое время эрцгерцогу удавалось разными посулами, созывом ландтага, а то и казнями держать в узде недовольных. Вспыхнувший весной 1525 г. мятеж с поразительной быстротой набирал силу. Восставшие тирольцы захватили Бриксен. По всей округе принялись громить монастыри, опустошать замки и поповские подворья. Наиболее ненавистные советники эрцгерцога бежали из страны. Он сам, ощущая бессилие, опять обещал созвать ландтаг. Но реальная власть на обширной территории принадлежала уже вождю повстанцев Михаэлю Гайсмайеру.
Помимо Тироля восстанием были охвачены архиепископство Зальцбург, Штирия, Каринтия, Крайна. Дворяне многих районов Верхней и Нижней Австрии уповали лишь на помощь Швабского союза и баварцев. Крестьяне, поддержанные горнорабочими, нанесли ряд поражений войскам эрцгерцога. Даже когда в Средней Германии восставшие были разгромлены и исход Крестьянской войны считался предрешенным, в австрийских землях еще долго продолжалось сопротивление.
Не только полководческим талантом прославился Гайсмайер. С его именем связан один из интереснейших программных документов Крестьянской войны - "Земское устройство". Из него видно, как зажиточные крестьяне Тироля представляли себе будущее. Всех дворян и церковников, утеснявших "простого бедного человека", противившихся истинному слову Божьему и "общей пользе", следовало истребить. Ради полного равенства должны быть уничтожены не только замки, но и все городские укрепления. Города как таковые перестают существовать. Нет ни купцов, ни коробейников. Все ремесленники собраны в одной местности, а изготовленные ими вещи продаются без наценки в немногочисленных лавках. За этим следят особые должностные лица. Они же заботятся, чтобы товары, которые не производят в стране, вроде пряностей, закупали за границей. Мелиорация пустошей и болот позволит выращивать больше хлеба и разводить больше скота - зависимость от ввоза существенно уменьшится. Насаждаются оливковые деревья и шафран, в междурядьях виноградников сеют зерновые. Монополия торговли принадлежит государству. Процветавшее в Тироле горнорудное дело обращается в собственность страны, а прибыль идет на покрытие ее расходов.
В Бриксене учреждается единственная высшая школа, где постигают слово Божье. Трое ее ученых мужей входят в состав избираемого народом правительства и на основе Писания решают все, относящееся к пониманию "Божьего права". Крючкотворству и софистике положен конец. Все ненужные книги сожжены.
Десятину тратят на содержание священника и попечение о бедных. Если средств не хватает, вводится особый налог, взимаемый пропорционально достатку. Как видим, имущественное неравенство сохраняется. Монастыри и дома Тевтонского ордена переустраивают в госпитали и приюты.
Тироль, через который проходили оживленные торговые пути из Италии на север, и запад Германии, превращался в замкнутое государство, построенное на принципе почти полной автаркии. Идеальная "мужицкая республика" Гайсмайера - наглядное свидетельство того, как начали бы осуществлять "Божье право" и полное "христианское равенство" крепкие крестьяне Тироля, будь их воля.
Когда Лютер пытался удержать колеблющихся от выступлений, а Трухзес в первой половине апреля громил повстанцев Верхней Швабии, пламя Крестьянской войны с особой силой занялось в Средней Германии. И Мюнцер сделал для этого все, что мог. Он вернулся в Мюльхаузен с юга в середине февраля 1525 г. Час неминуемого переворота близок! Он готовил народ к решающей борьбе. Восстание подбиралось все ближе к границам Тюрингии - 18 апреля поднялись крестьяне Фульдского аббатства, ополчились против господ эйхсфельдцы. Положение в Мюль-хаузене было чрезвычайно сложным. Месяц спустя после возвращения Мюнцера магистрат свергли. Новый магистрат получил название "Веч-ного совета" - члены его должны править пожизненно. Посадский люд и крестьяне влияли на его деятельность, хотя представлены в нем непосредственно не были. Все жители города, а не только полноправные бюргеры присягали на верность "Вечному совету". Католическое богослужение отменялось. Ценности, изъятые у церквей и монастырей, пополнили казну. Отобранное у Тевтонского ордена имущество употребили на то, чтобы в окрестных деревнях обеспечить нуждающихся зерном.
В истории Крестьянской войны Мюльхаузен занимает особое место. И не только потому, что он был одним из немногих значительных городов Империи, которые целиком перешли на сторону восставших. Благодаря Мюнцеру Мюльхаузен стал идейным средоточием повстанческого движения в Тюрингии. Во Франкенхаузене, Нордхаузене, Зангерхаузене, Эйзенахе и Лангензальце действовали выпестованные им люди.
Раньше других восстали здесь крестьяне в долине Верры. Под Эйзе-нахом отряд попал в западню: магистрат согласился сдать город, но пройти в ворота дозволил только вожакам, будто бы для переговоров. Их тут же взяли под стражу, а среди повстанцев пустили слух, что кара близится: грозное войско ландграфа Гессенского уже на пороге. Многие крестьяне предпочли вернуться домой.
В Лангензальце восстание началось с роспуска монастырей и изгнания клириков, верных Риму. Однако когда 26 апреля отряд мюльхаузен-цев появился у ее стен, требуя выдачи собственных беглых, горожан и монахов, ворота ему не открыли: настороженность не помеха единомыслию. Здесь сказалась характерная для повстанцев черта: границы проходили не только по земле, но и в сознании. Мюльхаузенцы действовали за пределами своей территории, а нарушал границы обычно вторгнувшийся неприятель. Мюнцер надеялся, что по всей Тюрингии загудят набатные колокола, возвещающие о восстании. Из месяца в месяц он и его последователи проповедовали мысль о неминуемом перевороте, создавали союзы - будущие очаги восстания. Но события разворачивались не так стремительно, как полагал Мюнцер. Да и в отряде мюльхаузенцев было далеко до единодушия. После захвата Эбелебена и разорения еще нескольких замков и монастырей Мюнцер хотел идти на помощь Франкенхаузену. Однако большинство на военном совете не вняло его речам. Их соблазнила легкая добыча: в богатых монастырях Эйхсфельда повстанцы захватили много разного добра, но упустили время. Только когда все вокруг было опустошено, двинулись к Франкенхаузену. Тем часом положение в Лангензальце тоже изменилось - сторонники Мюнцера принудили магистрат подчиниться. Город стал оказывать помощь действовавшим в округе отрядам.
Лютер с ужасом смотрел, как в Тюрингии разгорался бунт. Его поражала нерешительность князей. Сколько раз он предостерегал: Мюнцер,
этот кровавый пророк, отравляет людей своим учением и готовит мятеж. Теперь оправдались самые мрачные предсказания. Корень всех несчастий в архисатане, который правит в Мюльхаузене. Лютер снова взялся за перо. От лукаво-примирительных фраз "Призыва к миру" не осталось и следа. Страницы его нового памфлета "Против разбойных и грабительских шаек крестьян" отличались неистовой жестокостью: десятикратно заслуживают взбунтовавшиеся мужики смерть телесную и духовную. Три рода ужаснейших грехов лежит на них: как клятвопреступники и непокорные негодяи, поднялись они против своих господ, которым обязаны послушанием; как грабители и убийцы, разоряют они монастыри и замки; мало того, злейшие богохульники еще прикрывают Евангелием свои отвратительные преступления.
Мятеж подобен большому пожару, поэтому всякий, кто может, твердил Лютер, должен любым способом умерщвлять восставших. Нет ничего более дьявольского, чем бунтарь. Его надо убивать, как бешеную собаку. Если ты его не уничтожишь, он прикончит тебя, а вместе с тобой погубит и страну.
Тем временем Мюнцер делал все возможное, чтобы стянуть к Франкен-хаузену побольше сил. Особенно ему помогали альштедтцы. Верные люди умело организовывали крестьян. Под Франкенхаузеном собралось свыше 6 тыс. человек - ни один отряд Тюрингии не был столь многочислен, и, единственный в Тюрингии, он имел свою собственную программу, состоявшую лишь из четырех пунктов. Содержание "12 статей" отразилось только в двух, где речь шла о свободе проповедовать слово Божье и о том, что лесные угодья, воды, пастбища и охота должны принадлежать всем. Мюн-церовы же устремления были сформулированы предельно сжато: князья обязаны снести свои замки, отказаться от титулов, чтить одного лишь Бога. Зато им отдавали все имущество духовенства, находившееся в их владениях, и возвращали заложенные имения. Суля светским властителям земли церковников, Мюнцер еще раз пытался склонить их на свою сторону. Два графа клятвенно согласились принять предложенные им статьи.
Мюнцер обещал прийти с большой подмогой, но, когда 12 мая он вступил во Франкенхаузен, с ним было только 300 человек. Эрнсту Мансфельд-скому, заклятому своему врагу, Мюнцер направил грозное послание: он хотел поднять подвластных графу горнорабочих и внушить мужество крестьянам, собравшимся во Франкенхаузене. Дело шло к решающему сражению. Три недели, с первого выступления в Лангензальце, повстанцы не встречали сопротивления. Курфюрст Фридрих, старый и больной, не торопился применять силу и сдерживал Иоганна, своего брата. Но Лютер убедил его, что все мятежники - грабители и убийцы, и тот сразу же после смерти курфюрста стал стягивать в Веймар войска.
Герцог Георг Саксонский не в пример Фридриху Мудрому сомнений не испытывал. 14 мая его головной отряд вступил в стычку с защитниками Франкенхаузена, но успеха не добился. На следующий день, 15 мая, повстанцы расположились на удобной возвышенности к северу от города. Отсюда они писали князьям, что не хотят ничего, кроме "Божьего права", и охотно избегнут кровопролития. В ответ князья потребовали выдачи Мюнцера и его приближенных. Многие заколебались. Но Мюнцеру удалось восстановить положение. Он сумел убедить крестьян: Господь отобрал у правителей власть и даст ее бедному люду. Когда он говорил, на небе засияла радуга. А ведь она как символ мюнцерова союза была изображена на его хоругви!
Пока Мюнцер проповедовал, а крестьяне дивились небесному знамению, враги окружили их. Пленника-дворянина послали к князьям, прося пощады. Те снова требовали выдать Мюнцера. Крестьяне ответили,
что сделают это, если на диспуте кто-либо его победит. Князья настаивали на своем.
И тут первые залпы пушек обрушились на крестьян. Они еще пели мюнцеров гимн, когда ядра стали разносить укрепления, наспех сооруженные из возов. Началась паника. Сопротивляющихся и бегущих убивали беспощадно. Резня продолжалась и на улицах города. Около 5 тыс. крестьян было уничтожено, лишь 600 взято в плен. Раненый Мюнцер был передан Эрнсту Мансфельдскому и подвергнут пыткам.
Мюльхаузен на унизительных условиях сдался на милость победителей. 54 человека, в том числе и Мюнцера, казнили. Этой победы князей было достаточно, чтобы по всей Тюрингии и в соседних землях отряды повстанцев стали неудержимо таять. Если пламя восстания не распространилось дальше на север и восток, то в значительной степени из-за разгрома под Франкенхаузеном. Хотя в отдельных районах вооруженные выступления крестьян продолжались летом и осенью 1525 г. (Пруссия, Верхняя Швабия), а в Зальцбурге и Тироле - и в следующем году, современники считали, что поражение повстанцев под Франкенхаузеном и резня, учиненная князьями, внявшими кровожадному призыву Лютера, фактически положили конец великому восстанию.
Реформацию и Крестьянскую войну многие историки вслед за Энгельсом считают раннебуржуазной революцией в Германии и обычно датируют 1517-1525/26 гг. Поэтому разгром мятежных крестьян толкуется как конец раннебуржуазной революции. Однако подобное мнение может быть принято лишь в том случае, если под "буржуазной революцией № 1" понимать только события, разыгравшиеся на территории Империи, да и то с оговоркой, что поражение Крестьянской войны было концом "критического эпизода" этой революции, но отнюдь не самого революционного процесса, продолжавшегося и в Германии, хотя в иных формах, и в других странах.
Западная Европа знала немало крупных крестьянских движений, но ни одно из них по своему размаху и значению не может сравниться с восстанием 1525 г. Огромные территории - от Швейцарии и альпийских земель до отрогов Гарца и Рудных гор - были охвачены мятежами. Во многих районах к восстанию присоединилась большая часть населения, способного носить оружие. Это сразу же выявило трудности, которые редко удавалось преодолевать: не хватало ни снаряжения, ни людей, могущих слить разрозненные выступления в единый и целенаправленный революционный поток.
Особую остроту нередко приобретали восстания на принадлежавших церкви землях: раздавались призывы секуляризовать церковные имущества и избавиться от подчинения духовным феодалам. По отношению к светским владетелям тоже проявлялась достаточная решимость. Крестьяне настаивали на уничтожении феодальной эксплуатации или, по крайней мере, требовали значительных послаблений. Восстание приобретало наибольший размах там, где дальновидные вожди осознали необходимость выступать в единстве с другими оппозиционными силами, дабы преобразовать общество в интересах всего народа. Но тем не менее Крестьянская война потерпела поражение. Как отмечал Энгельс, "местная и провинциальная раздробленность и неизбежно порождаемая ею местная и провинциальная узость кругозора привели все движение к гибели... ни бюргеры, ни крестьяне, ни плебеи не оказались способными на объединенное общенациональное выступление" .
Хотя Крестьянская война бушевала во многих землях Германии, охвачена ею была лишь часть Империи. В Баварии происходили волнения, но правителям удалось удержать страну от всеобщего мятежа. В саксонских землях установившиеся раннеабсолютистские формы власти и соответствующие средства принуждения были действенно использованы для предотвращения восстания. В северных землях Империи положение крестьян было относительно благополучным. Тут натиск феодалов-землевладельцев на крестьянские права не носил еще всеобщего характера, обстановка была менее взрывоопасной.
Наиболее яростными и массовыми были выступления там, где тяжесть феодальных повинностей становилась совершенно нестерпимой. Однако создание централизованного национального государства не воспринималось восставшими как главная цель. И немецкие гуманисты, и деятели Реформации способствовали пробуждению национального сознания, но немецкая нация как таковая еще только складывалась. Устранение территориальной раздробленности не стало первоочередной задачей, хотя в Хайльброннской программе пути к этому и намечались. Политические чаяния восставших были в значительной степени сосредоточены на усилении сельских общин. В различных проектах "земского устройства" блюсти интересы "бедного простого люда" должны были ландтаги, а само государство, образованное из отдельных земель, мыслилось как противовес власти императора. Не менее характерной была и другая тенденция: восставшие хотели ограничить влияние территориальных князей, особенно духовных, и таким образом изменить соотношение сил на местном уровне, не имея в виду устроения всей Империи.
Раздробленность движения проистекала и из самого уклада крестьянской жизни. В соответствии с традиционными для сельской общины представлениями крестьяне зачастую не сомневались в искренности посулов высоких господ и наивно верили в справедливость государя. В военном отношении они тоже обладали незначительным опытом и не могли противостоять тяжелой артиллерии, рейтарам и вымуштрованной пехоте, хотя в ряде решающих столкновений и были достаточно хорошо вооружены. Повстанцы не умели организовать сопротивление согласованным наступательным действиям противника, использовать свое численное превосходство или преимущества местности. Оборонительная по большей части тактика крестьянских отрядов тоже не способствовала достижению победы.
В этих условиях основным стал вопрос, выступит ли бюргерство во главе движения, дабы принять на себя ведущую роль. Опыт начальных лет Реформации, когда во многих городах пусть под религиозным знаменем, но возникал широкий союз оппозиционных сил, не исключал такой возможности. Но возглавит ли бюргерство вооруженную борьбу против феодалов и патрициата?
Хотя в лагерях повстанцев появлялось немало горожан, готовых сражаться в едином строю с крестьянами, позиция городов и бюргерства оставалась двойственной. Бюргеры сами нередко эксплуатировали крестьян, боялись потерять собственные земельные владения или часть доходов. Посему они либо становились на сторону "законности и порядка", либо в лучшем случае выступали в роли примирителей.
Бюргерство не было еще ни достаточно могущественным, ни достаточно развитым, чтобы суметь объединить под своими лозунгами остальные мятежные сословия - городских плебеев, низшее дворянство и крестьян. Весьма сложными были отношения между сельскими жителями и горнорабочими, хотя в Рудных горах, в Гарце, в Тироле и Зальцбурге горняки поддерживали восставших.
Если на начальных этапах Реформации руководящая роль бюргерства стала реальностью, то в ходе Крестьянской войны обнаружилось, что оно еще не созрело в качестве ведущей силы раннебуржуазной революции. А сами народные массы, стремившиеся покончить с непомерно возросшим феодальным гнетом, даже и выступая как движущая сила исторического прогресса, не были и не могли стать гегемоном движения. Но подрыв феодальных отношений по существу содействовал возникновению условий, благоприятствующих буржуазно-капиталистическому развитию.
Что же выделяет революционные события в Германии из других сравнимых исторических процессов? Прежде всего, Реформация и Крестьянская война нанесли католической церкви как надежнейшему оплоту феодализма такой удар, от которого она никогда не оправилась. Реформация способствовала выработке среди широких народных масс нового самосознания. Во многих землях Германии было покончено с особым положением духовенства 12.
Разгром восстания повлек за собой неисчислимые жертвы. Народу дорого обошлась его попытка освободиться: если в 1524-1525 гг. за оружие взялись более 200 тыс. крестьян, то примерно половина из них поплатились за это жизнью. Пусть далеко идущие программные цели революционного движения не были и не могли быть осуществлены, Крестьянская война привела не только к жертвам и поражениям. В некоторых землях феодальный натиск был приторможен. Но еще важнее было то, что массовое народное движение охватило обширные территории страны, разрушая оплоты феодальной власти. Церковь как опора и неотъемлемая часть феодального строя обнаружила свою слабость, что заставило усомниться не только в справедливости освященных веками порядков, но и в их непоколебимости. Такие, люди, как Томас Мюнцер и его единомышленники, пробудили революционную инициативу народа. "Бедный простой люд" деревень и городов почувствовал свою силу. Новое, радикальное понимание "Божьего права" нельзя было вытравить из сознания никакими карами.
С поражением Крестьянской войны, этого особенно драматического, хотя и короткого акта "буржуазной революции №1", сама революция не прекратилась. Центр длительного революционного процесса, именуемого Реформацией, начавшегося в Германии в 1517 г., все больше и больше перемещался в Нидерланды.
Примечания
- Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 392.
- Там же. С. 356, 359, 364.
- Там же. С. 371.
- Там же. С. 399, 402.
- Deutsche Geschichte. В., 1983. Bd. 3. S. 157.
- Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 414.
- Deutsche Geschichte, Bd. 3. S. 161-162.
- См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 18. С. 572; Т. 21. С. 314, 417; Т. 22,
- С. 307; Т. 36. С. 202, 227.
- Deutsche Geschichte. Bd. 3. S. 185.
- Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 7. С. 435.
- Deutsche Geschichte. Bd. 3. S. 185-186.
Загрузка...